Орел пустыни - Хайт Джек
– Ваши сыновья здесь, господин, – доложил Абаан и тут же ушел.
Оба мужчины остановились и повернулись. Айюб нахмурился, увидев разбитый нос и распухшие губы Юсуфа. Его гость, дядя Юсуфа, Ширкух, с невероятно красным лицом и уродливым шрамом, пересекавшим молочно-белый правый глаз, увидев мальчиков, широко улыбнулся, показав кривые зубы.
Юсуф и Селим бросились к нему, и он, обхватив их могучими руками, поднял обоих в воздух и расцеловал сначала Селима, потом Юсуфа.
– Салам аллейкам, племяшки, – пророкотал Ширкух. – Мир вам.
– Ассалам аллейкам, дядя, – ответили Юсуф и Селим хором, когда Ширкух опустил их на землю.
Улыбка Ширкуха исчезла, когда он внимательнее присмотрелся к Юсуфу.
– Что случилось с твоим лицом, мальчик? Похоже, у тебя сломан нос.
– Мы играли в поло.
– Значит, поло? И ты победил?
Юсуф улыбнулся, несмотря на боль в разбитой губе.
– Победил.
Ширкух сжал могучей рукой его плечо.
– Молодец.
В этот момент вперед выступил Туран.
– Добро пожаловать, дядя. – Они трижды поцеловались, как и полагалось взрослым родственникам. – Я рад тебя видеть.
– А я тебя… всех вас, – ответил Ширкух. – Давненько я к вам не приезжал.
– Идите, займитесь лошадьми, – приказал Айюб сыновьям. – Нам с вашим дядей нужно обсудить кое-какие дела.
– Да, отец, – ответил Юсуф, и братья эхом повторили его слова.
– Увидимся вечером, за ужином, – крикнул им вслед Ширкух, когда они поспешили покинуть дворик.
* * *Когда трое мальчиков подошли к входной двери, вместо конюшни Туран повернул направо и направился в жилые помещения.
– Ты куда собрался? – спросил Селим. – А как же лошади?
– Лошадьми мы займемся позже, Селим, – ответил ему Юсуф.
– После того, как узнаем, о чем они там разговаривают, – добавил Туран.
Юсуф, стараясь не шуметь, закрыл за ними дверь, и они быстро зашагали по коридору, мимо спален и ткацкой комнаты, в которой на огромной раме был закреплен наполовину готовый ковер. Завернув за угол, они пробежали по еще одному коридору к слегка приоткрытой тяжелой деревянной двери. Туран толкнул ее, и мальчики вошли в темную комнату. Сотни мешков с овечьей шерстью по пять в ряд были сложены у дальней стены, в воздухе висел густой мускусный запах.
Шерсть была ежегодной данью вассалов отца Юсуфа, ее хранили здесь перед тем, как пустить в обработку, продать или отправить господину их отца Нур ад-Дину в Алеппо. Груды мешков доходили почти до самого потолка, а там, где они заканчивались, прямо напротив двери, виднелись белые подошвы двух босых ног.
– Кто здесь? – спросил Туран.
Ноги исчезли, и через секунду на их месте появилось лицо их сестры Зимат. Она была старше всех троих, почти женщина в свои тринадцать лет. Зимат была невероятно красива и знала это: безупречная кожа цвета золотого песка, длинные черные волосы и ослепительно белые зубы, которые сверкнули в улыбке, когда она увидела братьев.
– Это я, – прошептала она. – Я тут слушаю.
– Тебе не следует здесь находиться, – заявил Туран. – Убирайся!
Зимат не пошевелилась.
– Тише, глупый бык! – прошипела она. – Они тебя услышат.
– Эти дела тебя не касаются, женщина, – проворчал Туран, забираясь к ней наверх.
Юсуф заметил, что Туран устроился неприлично близко к сестре и прижался к ней боком. Зимат наградила его предостерегающим взглядом и отодвинулась. Юсуф полез вслед за братом на кучу мешков, чувствуя, как грубая шерсть царапает лицо и руки. Оказавшись наверху, он прополз вперед в узком пространстве между потолком и мешками и улегся по другую сторону от Зимат. Она на несколько дюймов приоткрыла ставни на окнах, но Юсуф ничего не видел сквозь узкую щель, если не считать крошечной полоски воды в бассейне, мерцавшей в свете факелов, который отражался от поверхности. Он слышал голоса отца и дяди, но они стояли слишком далеко, и слов было не разобрать.
– О чем они говорят? – спросил он у Зимат.
– Что-то про короля, – прошептала она. – Из какой-то Франции.
– Это же королевство франков! – сказал Юсуф. – За морем.
– А кто такие франки? – спросил Селим, устраиваясь рядом с Юсуфом.
Зимат закатила глаза.
– Ты что, вообще ничего не знаешь? Это чудовища из-за моря. Кровожадные дикари, которые едят детей вроде тебя.
– Тише, – вмешался Туран. – Они приближаются.
Юсуф изо всех сил напрягся, чтобы разобрать, о чем говорят отец и дядя.
– Когда они высадятся? – спросил отец. – И где?
– Акра и Антиохия, – ответил Ширкух. Мужчины остановились, и Юсуф смог разглядеть сквозь щель в ставнях их затылки. – Когда, я не знаю. Возможно, уже высадились.
– Сколько?
– Тысячи. Достаточно, чтобы захватить Дамаск, может быть, даже Алеппо.
– Защити нас Аллах, – сказал отец Юсуфа. – Мой дом и почти все, что у меня есть, находятся в Дамаске. А если Алеппо и наш господин Нур ад-Дин падут, тогда всем нам конец. Мы уже оставили два дома, брат. Куда нам теперь идти?
– Надеюсь, до этого не дойдет, если на то будет воля Аллаха.
– Воля Аллаха? – переспросил Айюб. – Он отвернулся от меня в тот день, когда пал Баальбек.
– Осторожнее, братец, твои слова попахивают святотатством. – Братья несколько минут стояли молча, потом Ширкух заговорил снова. – Крестовые походы опасны, но одновременно дают новые возможности. У Нур ад-Дина есть для тебя поручение, и если ты добьешься успеха, то сможешь вновь завоевать его расположение.
– Я тебя слушаю. Говори, брат.
– Наш народ разобщен. Фатимиды[2] в Египте не могут договориться с Аббасидским халифатом в Багдаде. Сельджуки угрожают нашему господину с севера, а эмир Унур из Дамаска заключил союз с франками. Христиане использовали похожие разногласия, чтобы создать свое королевство, но, если мы объединим наши силы, им нас не победить. Этот крестовый поход может помочь нам стать единым целым. Нур ад-Дин просит тебя отправиться к Унуру и передать ему то, что я тебе сказал. Ты должен убедить его выступить вместе с нашим господином против общего врага.
– Я, конечно, поеду к Унуру, но сомневаюсь, что он станет меня слушать.
– Он прислушается к твоим словам, когда франки пойдут на его город. Страх приведет его к нам.
– Да будет на то воля Аллаха.
– Да будет на то воля Аллаха, – повторил за ним Ширкух. – И возьми с собой Турана и Юсуфа. Им пора узнать, какое место в этом мире они занимают.
– Туран – да, но Юсуф еще слишком мал.
– Возможно, но в нем есть что-то особенное, он совсем не прост, этот мальчик.
– Юсуф? – презрительно фыркнул Айюб. – Он страдает от припадков и никогда не станет настоящим воином.
– Я бы на твоем месте не был так уверен.
Юсуф не слышал остального, потому что Айюб и Ширкух отошли дальше, и их голоса стихли.
– Ты слышал? – спросил Туран, глаза которого сияли. – Тысячи франков – значит, будет война! И я на нее пойду!
– Я слышал, – ответил Юсуф. – Отец сказал, что Дамаск может пасть.
– Ты же не испугался, братишка, правда? – насмешливо поинтересовался Туран и принялся демонстративно громко дышать, изображая один из приступов Юсуфа. – Боюсь… – Вдох. – Ужасных франков… – Снова резкий вдох. – Они придут и захватят меня.
– Прекрати! – возмутилась Зимат. – Ты ведешь себя как ребенок.
– Зимат! – услышали они голос матери. – Ты где? Ты же должна заниматься мишмишией[3].
– Мне нужно идти. – Зимат соскользнула с мешков на пол и убежала.
– Нам тоже пора, – сказал Юсуф. – Если мы не займемся лошадьми до обеда, отец шкуру с нас спустит.
Юсуф пришел на вечернюю трапезу, тщательно вымывшись и надев белый полотняный халат, украшенный красной вышивкой по краям широких рукавов, с поясом из красной шерсти. Его одежда выглядела безупречно, но глаза покраснели, а нос распух. Ибн Джумэй, семейный лекарь из евреев, занялся его синяками и ссадинами, но лечение оказалось хуже, чем сами раны. Сначала Ибн Джумэй вправил ему нос, при этом он все время щелкал языком и приговаривал, что поло ужасно опасная игра. Затем он приказал Юсуфу покурить листья конопли, чтобы притупить боль и уменьшить воспаление.
