Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза

стену при помощи подкопа. После долгой и трудной с непривычки работы, немец вдруг объявил, что он ошибся. Заложили новый подкоп, а, между прочим, окрестности казацкого табора покрылись татарскими наездниками: то была помощь осажденным туркам. Степь оживилась, началась перестрелка; с обеих сторон ежедневно выезжали одиночные всадники показать свою удаль. Вскоре и это наскучило. Запорожцы, привыкшие вершить свои дела сразу, налетом, стали роптать. Азовцы над ними смеялись: «Сколько под Азовом ни стоять, а его как своих ушей вам не видать!» кричали они со стен. Не стерпели казаки, ринулись на приступ. Однако их отбили. Не имея артиллерии, не зная правил осадной войны, казаки понадеялись на счастливый случай; теперь, изведав неудачу, стали падать духом; особенно бранились запорожцы. Действительно, конца осаде не предвиделось. В это самое время казачьим разъездам удалось перехватить грамоты турецкого посла, в которых он подробно доносил о бедствиях Азова и просил у султана помощи. Гонца, по обычаю того времени, пытали. Он показал на толмача, что вся беда идет от него, что он чародей и накликает христианскому войску худой конец. Рассвирепевшие казаки убили Кантакузена, как Иуду предателя, и утопили его толмача, как лихого колдуна. Чтобы очистить лагерь от волшебных чар, они отслужили торжественное молебствие, окропили святой водой табор и успокоились. На третьем месяце осады смышленый немец довел свое дело до конца. Подкоп был готов. 19 июля, на рассвете, казаки, выслушав молебен защитнику Азова Иоанну Крестителю, разделившись по отрядам, двинулись с разных сторон на приступ. К полудню вся крепостная стена была в жестоком огне; гремели, не умолкая, пушки, огромные каменные ядра взрывали землю; сквозь облака пыли и густого едкого дыма сумрачно глядело багровое солнце. Там, наверху, между зубцами каменной стены, янычары, в упоении победы, выкрикивали позорную брань, а внизу с шумными криками надвигались с разных сторон казачьи дружины… Вдруг, как «молния великая», сверкнул под стеной огонь, потом что-то треснуло, взлетели глыбы земли, камней – часть стены обрушилась. Дружно гикнули тогда отборные сотни, засевшие в своем укреплении напротив подкопа, и, как один человек, под начальством самого атамана, ринулись на пролом. Это были отважнейшие из отважных, «рыцари-казаки», как они себя величали. Рассеянные по всей стене, обманутые ложными атаками, турки не оказали им сопротивления. Все поле покрылось бегущими азовцами, но лишь немногим счастливцам удалось избежать кровавой мести за насмешки, за погибших братьев, за томления долгой осадой. Башни и крепкий зáмок продержались еще дня три или четыре, пока против них не направили турецкие же пушки; затем ни одного турка не осталось в Азове.

Некогда богатый генуэзский город Азов запустел под властью турок. Его прекрасные здания почернели от времени, полуразрушились, христианские церкви были обращены в мечети, по пустым улицам и площадям бродили тысячи голодных собак. Очистив город от трупов, казаки праздновали новоселье. Пируя на площадях, под открытым небом, они похвалялись, что достали Азов «своим разумом и дородством», что, разоривши гнездо неверных, освободили от них христианскую землю. Всю доставшуюся добычу снесли в одно место и поровну разделили;

драгоценные же парчи и сосуды были отправлены в монастыри, чтобы там молились за упокой убиенных и здравие живых. Старую церковь Иоанна Крестителя казаки освятили вновь, потом приступили к сооружению новой, во имя св. Николая Чудотворца. Азов был объявлен вольным христианским городом; вскоре явились сюда купцы из Кафы, Керчи, Тамани; открылась торговля, христианское население спешило с разных концов занимать пустые турецкие дома. Казаки, незнакомые дотоле с порядками городской жизни, зажили припеваючи.

Царь Михаил Федорович, хотя и попенял казакам за самовольную расправу с турецким послом, однако не лишил их своих обычных милостей. Когда же явился в Москву новый посол от султана, царь ответствовал, что казаки вольные люди, воюют на свой страх, а если султан захочет, то может и сам их унять. Русское государство лишь незадолго перед тем стряхнуло самозванцев; оно едва успокоилось от безначалия и смуты, почему не имело ни сил, ни охоты начинать из-за отдаленной крепости войну с грозными силами турок. В ту пору турки были воинственны, сильны и страшны для всей Европы. Борьба с ними являлась под силу лишь одним казакам – дерзким, изворотливым, нападавшим врасплох, исчезавшим как вихрь. Такая война утомительна: она истощает силы, вечно держит врага в страхе. В открытом же бою турки со своими янычарами и спагами, т. е. конным войском, были непобедимы. Конечно, они не могли оставить Азов в руках казаков, тем более, что последние безпрепятственно проходили теперь в Черное море, берега которого огласились страшными воплями ограбленных и замученных жертв. Султан был занят войной в Персии, потом он умер, и таким образом прошло три года, прежде чем турки подступили к Азову. Зато они располагали громадными силами, точно собрались на завоевание целой страны. Говорили, что в осадном корпусе находилось 6 тыс. наемных мастеров из разных земель – для ведения подкопов, снимания планов, постройки укреплений, мостов и т. п.; главную же боевую силу составляли 20 тысяч янычар, столько же спагов, 40 тысяч татар да черкесов, а всего около ста тысяч. В начале июня 1641 года вошел в устье Дона турецкий флот и выгрузил осадную артиллерию: тут было более ста пушек проломных, 70 мелких с мортирами, великое число снарядов, изобилие пороху.

Через 2 недели Азов обложили от реки до моря, на протяжении 40 верст. Казаки сели в осаду. Их было всего около 7 тысяч, правда, самых бесстрашных, готовых на все. В первый же день явилось в крепость трое послов от трех турецких военачальников: от сераскира Гуссейна, от крымского хана и янычарского аги – с предложением сдать крепость и получить за то 40 тысяч червонных.

«Все равно, – говорили послы, – вам, казакам, никак не извернуться; вы здесь, как в западне. Белый царь от вас отказался, помощи себе из Москвы не чайте». Войсковой атаман Петров отвечал за всех: «Сами волею своею взяли мы Азов, сами и отстаивать его будем; помощи, кроме Бога, ни от кого не ожидаем, прельщений ваших не слушаем и не словами, а саблями, готовы принять вас, незваных гостей!» На другой же день 30 тысяч лучших турецких войск, прикрывшись иноземцами, бросились на приступ; они потеряли 6 тысяч и со стыдом отступили. Сераскир заключил на два дня перемирие, причем платил тем же казакам за каждого убитого мусульманина по червонцу. Так началась достопамятная защита Азова, напоминающая столь же доблестную защиту христианскими рыцарями города Родоса. Как там, так и здесь, сражались братья-воины, исконные враги мусульман, сражались в малом числе, но