Густав Эмар - Карденио
Пономарь живо собрал мокрую одежду и вышел из комнаты.
– В котором часу, сын мой, ты выехал из дома? – спросил, оставшись наедине со своим юным гостем, аббат.
– За час до заката солнца, сеньор падре!
– Значит, ты не успел поужинать дома и теперь, должно быть, очень голоден. В твои лета у всех великолепный аппетит. Садись скорее к столу и ешь. За ужином ты расскажешь мне, какие важные причины заставили тебя в столь ужасную погоду проехать четыре лье по нашим почти непроходимым дорогам.
– Право же, сеньор падре, вы слишком добры. Не знаю как вас я…
– Ну-ну! Скорей садись. Я и слушать тебя не стану до тех пор, пока ты не примешься за еду!
Делать нечего – юноша повиновался. Впрочем, ему это было не особенно трудно, так как он действительно был страшно голоден. Кроме того, он знал, что аббат сдержит слово и не станет слушать, пока он не исполнит его пожелание.
Итак, Карденио принялся за ужин, а мы воспользуемся этим обстоятельством, чтобы обрисовать его портрет, поскольку он – главное действующее лицо нашего повествования.
Карденио Бартасу было семнадцать лет, хотя выглядел он по крайней мере тремя годами старше. Высокого роста, прекрасно сложенный, с тонкими и благородными чертами загорелого лица, он, несомненно, был истинным испанцем старинного андалузского корня. Может быть, с легкой примесью мавританской крови, но без американской добавки. Невысокий лоб, большие, полные огня черные глаза, пунцовые губы, нос с небольшой горбинкой, энергично обрисованный подбородок, черные как смоль, вьющиеся волосы, ниспадавшие на мускулистую шею, – все вместе придавало его наружности сходство с античным Антиноем.
Предки Бартасов были кристианос вьехос, то есть прирожденные испанцы. Один из них, по имени Мельхиор Бартас, был офицером и принимал участие в полной приключений экспедиции Фернандо Кортеса.
Никому во всем Техасе не было известно, какие удары судьбы низвели эту когда-то богатую и могущественную семью, бывшую в родстве почти со всеми знатными домами Мексики и Испании, на ту ступень нищеты, которая принудила ее удалиться или, вернее, найти приют на диких окраинах Техаса.
Если причиной была какая-нибудь тайна, которая могла навлечь на семью позор, то все ее члены умели так свято ее хранить, что до сих пор никому из посторонних не удалось в нее проникнуть. Прошло уже двенадцать лет с тех пор, как дон Мельхиор Бартас с семьей из десяти человек прибыл в Галвестон на английском судне. Причем капитан последнего рассказывал, что он нашел их среди моря на полуразрушенном бурей и покинутом экипажем корабле. И ему не удалось узнать ни названия, ни происхождения этого корабля. Говорил ли капитан правду или то была обычная басня, которую он рассказывал с традиционной британской сдержанностью, – этого никто не знал.
Тотчас по высадке на берег дон Мельхиор отправился к мексиканскому губернатору. Что было предметом их продолжительной беседы – осталось неизвестным. Но дон Бартас и вся его семья, разместившись в губернаторском доме, провели там десять дней, причем им оказывались всевозможные знаки внимания.
Семья эта в то время состояла из самого дона Мельхиора Бартаса, которому было около сорока лет, его жены доньи Хуаны, прелестной, кроткой, болезненного вида двадцатилетней женщины, его сына Карденио, которому было лет пять, и грудной шести– или восьмимесячной девочки, которую мать кормила сама. Остальные шестеро были мексиканцами – безгранично преданные своим господам слуги.
Спустя дней десять-двенадцать по прибытии в Галвестон дон Мельхиор нанял двенадцать проводников, прихватил несколько быков и баранов, загрузил четыре повозки всем необходимым для разработки плантации и двинулся в дебри Техаса. Несколько мулов, сопровождаемых погонщиками, были навьючены какими-то таинственными предметами, назначение которых трудно было разгадать.
Караван двигался к фронтиру [3] короткими переходами; ему потребовалось более месяца для достижения цели. Наконец, не доходя двух лье до индейской территории, дон Мельхиор остановился, расположился лагерем и тотчас же принялся по всем правилам закладывать плантации.
Прошло несколько лет. Любопытство, вызванное прибытием в Техас дона Бартаса, давно улеглось, и о нем совершенно забыли.
Карденио вырос, сделался молодым человеком, и отец его, изрядно состарившийся, поручил ему управление плантациями, которые все расширялись и стали приносить немалый доход. Деятельный не по годам Карденио вполне оправдывал доверие, оказанное ему отцом.
Старый колонист, нелюдимый и мрачный, не завел близкого знакомства ни с одним из соседей плантаторов, ближайшие из которых жили на расстоянии шести-восьми лье.
Таковы были обстоятельства жизни этой семьи к тому времени, когда случай свел нас с главным героем нашего повествования.
Миссионер расположился за столом рядом с молодым человеком, ласково смотрел на него и каждый раз, когда Карденио из вежливости прерывал ужин, снова заставлял его приняться за еду.
Наконец, когда наш герой утолил голод, аббат напил ему стакан вина и заметил дружеским тоном:
– Дитя мое, а теперь выпей этот стакан. Очень полезно при сильной усталости. Потом помолишься и поговорим.
Молодой человек послушно выпил, произнес короткую молитву и только после этого обратился к священнику:
– Вы действительно святой человек, отец мой. Почему не все священники похожи на вас?
– Тсс, дитя мое, – проговорил с кроткой улыбкой священник. – Не будем худо говорить о служителях Бога. Лучше пожалеем тех, кто не исполняет своих обязанностей. Но судить их не станем: один Господь на то имеет право. А теперь, – продолжал священник, – объясни мне причину своего приезда.
– Отец мой, – начал молодой человек, – сегодня случилось несчастье: когда моя сестра Флора утром играла в саду, она хотела сорвать цветок, и вдруг ее ужалила ядовитая змея, которая спала под листьями.
– Боже милостивый! – воскликнул миссионер. – Неужели милое дитя в опасности?
– Да, к несчастью, отец мой. Когда я вернулся с пастбища, – а это было около половины пятого – моей сестре, несмотря на принятые меры, было уже очень плохо. Отец с горя почти потерял сознание. Он не отходит от постели Флоры и беспрестанно шепчет: «Боже мой, Боже мой! » Мать в отчаянии. Когда я вошел в комнату и Флора увидела меня, она сказала мне: «Карденио, мой дорогой брат, поезжай скорее за добрым отцом Мигуэлем. Господь любит его, и он меня спасет. Родители утешатся, когда Бог вернет им дочь». Я бросился вон из дома. Ее слова казались мне голосом свыше. И хотя ураган уже начинался и обещал стать ужасным, я вскочил на лошадь, которая еще не была расседлана, другую схватил за повод и поскакал, повторяя вслух: «Флора права, отец Мигуэль ее спасет». И вот я здесь, сеньор падре. Во имя Бога, спасите моего отца и мою мать от отчаяния, спасите мою сестру!
