Густав Фрейтаг - Инго и Инграбан
Незнакомец напился и, отдавая кружку Фриде, сказал:
– Да будет благословенна твоя благодетельная рука. Первый привет в этой стране был предложен мне от души добросердечным человеком, да будет же и второй предвозвестником того, что и в господском доме я найду мир, которого так страстно желаю.
Между тем страж поймал для себя одного из коней, бегавших в отдельном загоне. Он уже приготовился было сесть на коня, как вдруг к нему подошла краснощекая Фрида.
– Тебе посчастливилось во сне, Вольф, – начала подтрунивать она. – Когда ты дрыхнул, на межевом кусте терновника уселась залетная птичка. Как спалось тебе, караульщик, на тернистом ложе?
– Сова не давала мне спать и все выла она по Фриде, что стоит по ночам у плетня да думает-гадает, откуда приедет к ней муженек.
– Видела я щегленка на засохшем кусте и собирал он старый пух репейника для брачного ложа богача Вольфа.
– А я знаю одну гордячку, – гневно возразил Вольф, – которая, отыскивая фиалку, растоптала ее, угодив при этом в крапиву.
– Только не в крапиву на твоем поле, глупый ты Вольф! – ответила рассерженная Фрида.
– Знаю я кое-кого, кому не кину мяча на первом хороводе, – ответил Вольф.
– Когда Вольф пляшет, то гуси взлетают на дерево и хохочут, – насмехалась Фрида.
– Свей себе венок из овсяной соломы, госпожа гусыня! – с коня прокричал Вольф и отъехал с незнакомцем в сторону, который из чувства приличия держался от этого разговора на полет копья.
– Невежа! – пожаловалась Фрида своей госпоже.
– Как аукнулось, так и откликнулось, – улыбаясь, ответила та. И взглянув вслед незнакомцу, продолжала: – Он выглядит властелином над многими людьми.
– Однако ж завязки его обуви изорваны и кафтан так пострадал от тягот пути, – сказала Фрида.
– Не думаешь ли ты, что каменья режут только ногу бедного путника? Кто приходит издалека, о том мы думаем, что он многое видел и многое испытал. Прискорбно нам, если сделался он недобрым человеком из алчности или от нужды, но если возможно, мы охотно предложим ему мир.
Между тем солнце склонилось к западу, и деревья отбрасывали на дорогу длинные тени, когда всадники достигли конца долины. Горы отступили назад, вдоль ручья расстилалась светлая трава и пестрые луговые цветы; красная лисица шмыгнула через дорогу.
– Рыжеголовая смекает, что недалеко человеческое жилье, – сказал юноша, – и охотнее всего бродит она там, где слышатся крики домашних петухов.
В вечернем свете перед ними открылась деревня, обнесенная рвом и валом, обсаженным деревьями; в промежутках между деревьями там и тут виднелись белые стены под темными соломенными крышами, над которыми поднимались облачка дыма. В стороне от деревни, на небольшом холме возвышался господский дом, обнесенный особым частоколом и рвом; над частыми домами и конюшнями возносилась кровля храмины, с коньком, украшенным резными рогами.
На лугу толпа мальчиков упражнялась в воинских играх; устроив высокие подмостки, они поочередно то взбирались вверх, то с криком спускались вниз. При приближении всадников толпа высыпала на дорогу, дерзко посматривая на чужака. Позвав одного из мальчиков, страж тихонько поговорил с ним, и широкими прыжками, подобно молодому оленю, мальчик пустился к господскому дому, а всадники между тем с трудом умеряли шаг своих беспокойных коней. На пыльной деревенской улице хороводом плясали дети; мальчики – почти нагие, в одних только шерстяных курточках, девочки – в белых сорочках; они пели и босыми ногами шлепали по пыли. При приближении всадников круг расстроился; в отверстиях деревенских домов показались женские лица, из каждой двери повыскакивали кучки голубоглазых детей; мужчины тоже вышли к дверям, соколиными глазами наблюдая за чужеземцем, а страж не преминул напомнить своему спутнику, чтобы тот поглядывал по сторонам и приветствовал обитателей домов. «Ласковый поклон, – сказал он, – располагает к нам сердца, а вскоре, ты можешь иметь нужду в благосклонности соседей».
Между тем мальчик прибежал в господский дом. Князь Ансвальд сидел в деревянной беседке, тенистой передней пристройке дома. То был высокий, широкоплечий мужчина с открытым лицом под седыми волосами; поверх рубахи на нем была домашняя шерстяная куртка, отороченная бобровым мехом; его кожаные чулки были перевязаны разноцветными ремнями – и только его важная осанка да почтительность, с какой все обращались к нему, указывали, что он хозяин дома. Он сидел, окруженный своими застольниками, с удовольствием, глядя на двух откормленных быков, приведенных служителями и предназначенными для жертвоприношения на предстоящем торжественном обеде. Проворно протиснувшись к одному пожилому, с умным лицом человеку, стоявшему по левую руку от начальника и вежливо отвечавшему на слова своего господина, мальчик шепотом сообщил ему предмет своего посольства.
– Вольф привел чужеземца, – сказал старый Гильдебранд. – Одиноко пришел человек этот, без провожатых, без коня и воинских доспехов и просит он гостеприимства.
– Устройте ему привет в светлице, – равнодушно приказал Ансвальд и знаком удалил своих ратников. – Неспокойно смотрю я на чуждых проходимцев, – сказал он своему наперснику. – С той поры, как на Рейне возгорелась война с римлянами, горячие искры прыскают по стране, и не один молодец, потерпевший от насилия, бродит по земле и в горьком озлоблении сам совершает преступления.
– Если он бежал с юга, то может доставить нам вести о римской войне.
– И занести в страну римское коварство. Итальянский обычай, словно зараза, крадется по нашим долинам и наполняет высокомерием замки королей. Нашим правителям тоже хотелось бы красоваться в пурпуровой одежде и откармливать тунеядцев-телохранителей, которые вонзают ножи в спину свободному человеку, не понравившемуся их повелителю. Однако ж пойдем, кто бы ни был незнакомец, но подобающее нуждающемуся человеку он получит, а ты попытайся посредством разумных речей проникнуть в его тайну.
Войдя в дом, начальник сел на хозяйское, из дубового дерева кресло, обтянутое черной шкурой молодого медведя. Ноги его покоились на скамеечке, в руке он держал белый посох.
Всадники сошли с коней перед воротами, и прислонив свое копье к косяку, незнакомец молча сел у ворот. Появившийся наперсник князя с важным поклоном пригласил его к вождю, и выпрямившись во весь рост, незнакомец подошел к порогу; он и князь пытливо взглянули друг на друга, при этом обоим понравилось увиденное ими.
– Благо тебе, князь Ансвальд, сын Ирмфрида!
– И тебе тоже! – раздалось с княжеского кресла.
– Утомленному путнику дай воды из колодца твоего, плодов полей твоих и защиту крова твоего. Я пришел к твоему очагу без друзей, лишенный отечества и защиты; подай мне, что дозволяется гостеприимством твоего народа.
