Алла Гореликова - Серебряный волк
По-моему, Васюра тоже ее почуял, пугая нас свежими новостями из Таргалы, он то и дело приостанавливается, кидает на Леку тревожно-вопросительный взгляд.
— Дальше, — спокойно говорит мой побратим. У меня мороз по коже гуляет от его спокойствия!
Васюра пересказывает нам донесения последних дней и вспоминает то, о чем не успел сказать подробно в Славышти, когда нас готовили в путь. О разбойных засадах на дорогах и о патрулирующих Прихолмье гномьих отрядах, о голоде, об имперских агентах в Себасте, Корварене и Готвяни. То, что мы должны знать, с чем можем столкнуться. Я стараюсь запомнить даже самые пустячные подробности: мне все кажется, что Леке не до того.
Хотя у меня тоже не идет из головы король Таргалы. Я вспоминаю его яростный прищур, злой голос, кривую усмешку… вспоминаю, как он велел нашей королеве вытребовать у мужа помощь для него и в какое бешенство впал, когда она отказалась… я вспоминаю, что сказал Леке отец: о том, что лучше ему не встречаться с дедом. Я думаю: как он мог довести свою страну до такого?! Это же еще постараться надо!
Мы проезжаем села и маленькие городки, мы покупаем кисло-сладкие летние яблоки, парное молоко и теплый хлеб. Нам стоило бы поторопиться, но — так хочется продлить эту поездку. Спокойную, без врагов и засад, сытую и безопасную, по мирной стране… по своей стране.
Но граница с Таргалой приближается — и на дороге уже попадаются беженцы. Они идут нам навстречу, и на блеклых, осунувшихся лицах явственно читается страх.
— Те, кто все-таки добрался до наших застав, — счастливцы, — бурчит Васюра. — Прямой путь слишком опасен. А здесь мы встречаем их добром. Расспрашиваем, подсказываем, где и как проще устроиться. Объявили, что переселенцы три года не будут платить налоги. Сила страны в людях.
— Так нам выгодны их беды? — не выдерживаю я.
— Только полный дурак радуется несчастью соседа. Погоди, Таргала ослабнет вконец — и тогда придет империя. И нам придется воевать, придется самим захватывать Золотой полуостров, чтобы не допустить туда империю. Потому что наша королева — принцесса Таргалы, но еще триста лет назад Таргала была всего лишь одной из ханджарских провинций. И на чьей стороне право?
— На стороне сильного, — вздыхает Лека. — А мы не можем выглядеть слабыми перед империей.
— Да, мой принц, ты прав. Мы не можем выглядеть слабыми, потому что иначе нас ждет война. А чтобы не показаться слабыми, нам придется воевать. Нет, нам нужна сильная Таргала. Сильная — и свободная. Которая сможет сидеть занозой в глазах империи — и сопротивляться ей в случае чего. Иначе, ребята, мы бы сто раз уже ее завоевали… уж в последнюю войну — точно.
На выезде из Опадища, крохотной деревеньки, окруженной яблоневыми садами, Лека останавливает молоденькую девушку с ребенком на руках, девчонку совсем, пожалуй даже младше нас.
— Послушай, — спрашивает, — почему это ты одна?
А я смотрю на нее — и вспоминаю Васюрины рассказы.
Ребенок замотан, верно, в девчонкину юбку — ярко-зеленую в мелкий красный цветочек. А сама смотрится сущим чучелом — черный старушечий сарафан, большой, все равно что мешок на себя напялила, рубашка под ним рваная, замызганная — вроде когда-то белой была, а сейчас — травяные пятна, въевшаяся в ткань сажа… коротко остриженные волосы спутались, и цвет не разберешь за бурой дорожной пылью.
— Нас двое, — тихо поправляет девчонка. — Я и малышка. А еще дядька Джок…
— А отец?.. — Лека смотрит на ребенка. — А твои родители?
— Не знаю, — со странным равнодушием отвечает девчонка. — Какая разница теперь…
— Оставьте вы ее. — Рядом останавливается не то дядька, не то вовсе дедок — щуплый, седой, с бесконечно усталым голосом. — У них деревню сожгли. Родители как раз в лес пошли, хоть чего съестного поискать, да она ждать забоялась. И то, могли ведь и не вернуться. А дите не ее, соседское. Только они и спаслись, да еще бабка-травница. Девчоночка умница, даст Господь вместе устроиться — дочкой будет.
— А ты кто? — спрашивает Васюра. — Мастер?
— Менестрель я. Был менестрелем… кому это сейчас нужно. Джок меня зовут. Джоком-лютнистом звали, вот только лютня моя сгорела. А новую… не делают их теперь. Не до них, да и некому. Не нужны нынче менестрели, нужны солдаты. Я уж такими тропами шел…
— Таргала собирает ополчение? — Васюра подбирается.
— Да вроде как нет. Кто при деле, тех не трогают. Вот бродяг по дорогам — да, ловят. А куда мне воевать? Мы ведь и к жилью почти что не выходили, все равно ни хлеба, ни воды не дадут… Дочечка уж косу свою купцовой дочке за хлеб продала… ведь какая коса была, загляденье, а она говорит: «Ничего, все равно мешает только, а так хоть малышку покормим…»
— Я боялась, что и сюда не пустят, — произносит вдруг девчонка. — Я ведь в каждый трактир по дороге просилась, хоть кем, лишь бы кормили. Бабу Нику взяли, она травница, баба Ника… а я шла и думала — что, если и сюда не пустят? У нас говорят, что здесь только рады нашим бедам. А я шла и все думала — здесь ведь королевой наша принцесса, неужели не пустят?…
Ясек ругается сквозь зубы, спрыгивает с коня. Спрашивает у лютниста:
— Наугад идете?
— Да что ж, — Джок вздыхает, — в деревнях-то руки всегда в цене, вот только таких, как мы, нынче много. Дальше надо идти, а там, глядишь, и повезет.
— У меня мать отсюда недалеко. — Ясек глядит на девчонку, спрашивает: — Звать-то тебя как?
— Стефа… а малышку — Нинелей.
Ясек кивает. Повторяет:
— Мать у меня здесь недалеко. И сестренка, на тебя похожая. Не бросишь их, лютнист?
— Да ты что! Вместе шли… Опять же, девчоночка — умница. Поодиночке давно бы пропали, сгинули бы в гномьих краях, поминай, как звали.
— Хорошо, — кивает Ясек. — Сейчас пройдете Опадище и поворачивайте на север. Спрашивайте дорогу к монастырю Ии-Заступницы, никто не удивится, — и Ясек снова кидает быстрый взгляд на Стефу с малышкой Нинелей. — Туда верхом дня два отсюда, прикидывайте сами, за сколько пеши доберетесь. А от монастыря свернете к горам, пройдете сначала деревню монастырскую, потом через реку до кузни, а дальше земля моей матери. Там одна дорога от монастыря, не заплутаете. Спросите госпожу Ядвигу, а ей скажете, что Ясек прислал.
— А до гор там далеко? — спрашивает Джок.
Стефа прижимает к себе малышку.
— Это у вас дурак набитый в королях, — бурчит Васюра. — А мы с гномами не воюем.
Ясек выгребает из кармана горсть серебрушек, сыплет в ладонь менестреля. Снимает с шеи амулет, надевает на Стефу, говорит:
— Носи и не бойся ничего. Поняла, Стешка?
Девчонка кивает.
Ясек вскакивает на коня, бросает:
— Привет ей от сына передайте, да скажите — не скоро буду и писем писать не смогу. Пусть уж не тревожится.
