Исраил Ибрагимов - Тамерлан (начало пути)
— С богом в путь!
7
Ночь. Полнолуние. Степь.
Победители гонят захваченный у камарадинцев табун лошадей. Рядом едут Тимур и Сардар.
— Тимур, смотри какая луна! — говорит восхищенно Сардар.
— А вдали, над горизонтом, две звезды. Как ты думаешь, хорошо бы стать одной из этих звезд — той, что поярче?
Далее голоса идут за кадром.
— Ты о чем, Тимур? С головой у тебя в порядке?
— Нет, еще не свихнулся, — смеется Тимур.
В это время к названным пастухам присоединяется третий — Чеку Барлас:
— Слышите! Прислушайтесь!
— Ну, слушаем, — это голос Тимура.
— Тихо! Вот… вот… — а это голос Чеку.
Сквозь топот лошадей слышится вой волков.
— Волки! — это голос Сардара.
Небольшая пауза, которую прерывает голос Тимура:
— Где победа, там и волки.
— Как тебя понимать?
— Как хочешь, так и понимай.
— Мне послышалось, что ты сказал о победе?…
— Я так и сказал? Ах, да, я действительно сказал что–то такое. — слышится голос Тимура. — Я и сейчас скажу: победа подобна яркой звезде.
— Кажется, я… понимаю, — говорит Сардар.
— А чего тут не ясного, — слышится голос Чеку Барласа — Хорошо мы всыпали этому… Камардину, правильно говорю, Тимур? Пусть почешет свой зад!
Смеются.
Табун как бы растворяется в степи… Растворяется в вязкой ночи и вой волков…
8
Разгромленная стоянка камарадинцев.
Над знакомым нам раненым в предплечье с большой родинкой на щеке юношей склонились его соотечественники, пытаясь того привести в чувство. Однако напрасно: тот едва шевелит губами и, что–то сказав невнятное, умирает. Тотчас происходит нечто, характерное шамано — мусульманским обычаям: причитания и т. п…
9
Но вот среди скорбящих камарадинцев определилась группа людей — предводителей. Среди них — один или двое юношей. На почетном месте- старец…
— Что успел сказать умирающий мусульманин? — спрашивает один из них.
— Ничего, — следует ответ.
— Ни слова?
— Это барласовцы! Это их рук дело…
— Барласовцы…. барласовцы, вам нечего больше сказать… — старец явно недоволен. — И безмозглая женщина скажет — не уйдет далеко от истины — барласовцы! И все–таки, укажет, кто из них…
— Имя его… что–то на «Т», — вставляет один.
— И на «Д», — поспешно добавляет другой.
И снова воцаряется пауза, которую нарушает старец:
— Ясно: это из тех, кто умеет натянуть тетиву лука… Взрослые мужчины…
— Нет! Нет! — вдруг вскакивает с места юноша, который выделяется среди других не только молодостью, но и статью, благородными чертами лица…
Люди медленно оборачиваются к нему…
— Ты знаешь кто?
Юноша считает за благо отмолчаться.
10
К вершине медленно поднимаются двое юношей. Один из них тот, с которым мы только что познакомились в предыдущей сцене, у старца.
— Ты думаешь, что это сделал Долон? — спрашиает у него товарищ.
— Нет, не Долон. Помнишь, скотный базар на окраине Самарканда. Помнишь парня, который глотал слюни при виде игреневого коня?
Товарища наконец–то осенила догадка:
— Ты думаешь, что это дело рук молокососа? Ты этому веришь, Камарадин?
— Мы все когда–то были молокососами, мы все когда–то держались за сиськи матери.
— Но мы тюрки, а не барласовцы! И наш тотем — волк!
— Хорошо, пусть будет так — это не имеет большого значения. Барласовец — тот же тюрок! Мусульманин! Он также верен принципам Ислама!
— А что имеет значение?
— То, что он умеет натянуть тетиву лука — вот что!
— И все?
— Нет не все, Садридин. Важно то, что я узнал этого человека…
— Ты знаешь, кто он?
— Да, его зовут… Тимур! Ты хорошо слышишь?
— Значит, все–таки…
Камарадин воздевает руки, сжатые в кулак, кричит, почти впав в транс:
— Тимур! Будь проклят! Клянусь, я найду тебя и ты ответишь за сое злодеяние!..
11
На узких улочках кишлака барласовцев редкое оживление: по ним герои–пастухи, гонят «вражеский» табун… Среди погонщиков лошадей — знакомые туркмены…
— Идут! Идут! — слышится отовсюду.
На улочки выбегают люди и, конечно, в первую очередь дети.
— Едут! Едут!
К заборам устремились женщины, пожилые и девушки; из–за заборов их головы напоминают головки подсолнухов.
Обмениваются свежей информацией старухи:
— Говорят, вражья стрела сразила Долона сына Эренжена.
— А сражение возглавил сын Торгая.
— Тимур?
— Да, он. Вот тебе и мальчишка!
Какой–то молодой человек выкрикивает: «Хвала Тимуру!» «Хвала барласовцам!», его одергивает пожилой мужчина: — «Тихо! Придержи язык за зубами — тебя слышат!» — он кивает в сторону человека, который действительно с болезненной подозрительностью глядит на них.
А между тем по ту сторону глиняного забора происходит вот что. К Тимуру подъезжает Чеку, говорит:
— Ах, как на тебя смотрит Жамбы!
— Какая из них Жамбы?
— Ты не в состоянии отличить среди обыкновенных камешков прекрасный лал!..
Но и без подсказки приятеля Тимур — а он довольно резко своей статью, излучающей ауру настоящего богатыря–молодца, выделяется среди своих товарищей…
— Ну–ка, мигом отсюда! — отстраняет от стены девушек некая дородная тетенька. — Марш! Марш!..
Все (также весело) отпрянули от забора в глубину двора. Кроме одной, очаровательной Жамбы, которая, не в силах скрыть свои чувства, смотрит на уходящий вглубь улочки табун, вернее, на одного из погонщиков — на Тимура. Тот также как бы под гипнозом глаз девушки оборачивается. На какое–то мгновение их взгляды встречаются. Впервые. И такое впечатление, что для них это самое сладостное, чарующее мгновенье…
— Какие у нее прелести — у меня текут слюнки! — говорит Чеку.
Тимур оборачивается, однако за забором уже никого нет.
— Не забывай, что этот замечательный лал специально богатые родители готовили для… Долона… А может быть для Саллеха…
— Закрой свою пасть шакал! — говорит Тимур и с нарочитой серьезностью бьет приятеля камчой по спине…
— Ой! Ой! Убивают лучшего джигита из барласовцев! — в тон подыгрывает Тимуру Чеку, разумеется, ничуть не обидевшись.
А там вдали по–прежнему слышаться (постепенно, правда, затухая) ликующее: «Едут!» ”Едут!»…
12
Тимур, Чеку и другие барласовцы.
