Бернард Корнуэлл - Хроники Артура
— Мы спасены, — промолвил Артур.
Запахло морем, в небе перекликались чайки, впереди слышался неумолчный гул накатывающих на берег волн; Балиг с саксом уже готовились поднять рей с привязанным к нему парусом. Осталось преодолеть лишь последнюю излучину, выдержать одно-единственное, последнее столкновение со всадниками Нимуэ — и нас вынесет в Северн.
— Скольких мы потеряли? — спросил Артур. Мы принялись перекликаться. От стрел погибли лишь двое; и одна севшая на мель лодка была разгромлена подчистую; но бо?льшую часть нашего маленького флота удалось сохранить.
— Бедняга Эмрис, — промолвил Артур, надолго замолчал и наконец совладал с грустными мыслями. — Через три дня, — промолвил он, — мы воссоединимся с Саграмором. — Артур загодя отослал гонцов на восток, и теперь, когда Мордредова армия покинула Думнонию, конечно же, ничто не помешает Саграмору прийти к нам на помощь. — Армия у нас небольшая, зато отменная, — промолвил Артур. — Чтобы разбить Мордреда — в самый раз, а потом мы начнем все сначала.
— Начнем все сначала? — не понял я.
— Еще раз разгромим Кердика, — объяснил он, — и вколотим немного здравого смысла в Мэурига. — Артур горько рассмеялся. — Вечно оно так: говоришь себе — еще одна, последняя битва — и все, а битвы никак не заканчиваются. Ты заметил? Всякий раз, как подумаешь, что все улажено, глядь — новая беда стряслась. — Он тронул рукоять Экскалибура. — Бедняга Хигвидд. Мне будет его недоставать.
— Меня тебе тоже будет недоставать, господин, — хмуро отозвался я. Культя левой руки мучительно ныла, и необъяснимо зудела недостающая рука — зудела так убедительно, что я все порывался почесать ее.
— Тебя — недоставать? — Артур изогнул бровь.
— Когда меня Сэнсам призовет.
— А! Мышиный король! — Артур коротко улыбнулся мне. — Думается, наш мышиный король захочет вернуться в Думнонию, верно? Вряд ли ему удастся выдвинуться в Гвенте, там и без того полным-полно епископов. Нет, он, конечно же, запросится обратно, а бедняжка Моргана захочет восстановить святилище на Инис Видрин, так что я заключу с ними сделку. Гвидр, так и быть, дозволит им поселиться в Думнонии — в обмен на твою душу. Не тревожься, Дерфель, мы освободим тебя от клятвы. — Он хлопнул меня по плечу и перебрался вперед, туда, где под мачтой устроилась Гвиневера.
Балиг выдернул из ахтерштевня стрелу, отломал железный наконечник, спрятал его в карман на счастье, а оперенное древко швырнул за борт.
— Ох не нравится мне все это, — признался он мне, дернув подбородком в сторону запада. Я обернулся: далеко за морем клубились черные тучи.
— Никак, дождь собирается? — спросил я.
— А с дождем и ветер неслабый, — зловеще предрек он и сплюнул за борт, чтобы отвратить дурное. — Ну да плыть нам недалеко. Глядишь, и ускользнем. — Балиг навалился на рулевое весло, и лодка понеслась по последнему широкому витку реки. Теперь мы плыли на запад, против ветра: поверхность реки взбугрилась мелкими пенными бурунами, волны ударяли в нос лодки и расплескивались по палубе. Парус еще не подняли. — А ну навались! — прикрикнул Балиг на наших гребцов. Сакс взялся за одно весло, Галахад за другое, Талиесин и Кулух заняли среднюю банку, а два Кулуховых сына устроились сзади. Шестеро гребцов налегли на весла изо всех сил, борясь с ветром; течение и отлив по-прежнему работали на нас. Знамена на носу и корме заполоскались на ветру, стрелы, запутавшиеся в полотне, сухо задребезжали.
Впереди река поворачивала к югу — там, как я знал, Балиг поднимет парус и ветер понесет нас прямиком к морю. Нам придется держаться отмеченного ивовыми прутьями фарватера, что пролегает между обширными мелями, до тех пор пока не окажемся на глубине, а уж там мы повернем от ветра и возьмем курс на думнонийское побережье. — Путь-то недолог, — ободряюще проговорил Балиг, поглядывая на тучи, — совсем недолог. Этот ветерок мы обгоним.
— А удастся ли лодкам держаться всем вместе? — осведомился я.
— Более-менее. — Балиг качнул головой в сторону лодки прямо перед нами. — Это вот старое корыто непременно отстанет. Плавает, что супоросая свинья, право слово, но совсем не отобьется, нет, не отобьется.
Всадники Нимуэ поджидали нас на длинной отмели, там, где река сворачивала на юг, к морю. Завидев нас, жрица выехала из толпы копейщиков и направила коня на мелководье, а подплыв еще ближе, я увидел, как двое ее воинов подтащили к ней пленника.
Сперва я подумал было, это кто-то из наших, захваченный со злополучной лодки, но затем узнал в пленнике Мерлина. Бороду ему отрезали, нечесаные седые космы трепал поднявшийся ветер, старик глядел на нас пустыми глазницами, но я готов был поклясться — он улыбается. На таком расстоянии лица я рассмотреть не мог, но ручаюсь вам, пока его волокли на мелководье — он улыбался. Он знал, что произойдет.
И я вдруг тоже все понял, но помешать ничем не мог.
Нимуэ выловили из этого самого моря еще ребенком. Банда работорговцев захватила ее в Деметии и повезла через Северн в Думнонию, но в пути разыгрался шторм и все корабли затонули. Команда и пленники пошли ко дну — все, кроме Нимуэ, которую вынесло на скалистый берег Инис Вайра живую и невредимую. Мерлин спас ребенка и нарек ее Вивианой, в угоду Манавидану, ибо Манавидан явственно возлюбил девочку. Строптивица Нимуэ отзываться на это имя не желала, но теперь я его вспомнил — вспомнил и то, что она избранница Манавидана, и понял, что Нимуэ вознамерилась прибегнуть к помощи бога, дабы обрушить на нас великое проклятие.
— Что она затеяла? — встревожился Артур.
— Не смотри туда, господин, — попросил я.
Двое копейщиков вернулись по мелководью на берег, оставив слепого Мерлина рядом с конем Нимуэ. Бежать старик не пытался. Просто стоял там, и седые его волосы развевались в беспорядке, а Нимуэ между тем вытащила из-за пояса нож. Кинжал Лауфродедда.
— Нет! — закричал Артур, но ветер унес его протест назад, путем нашей лодки, обратно через болота и тростники, обратно в никуда. — Нет! — заорал он снова.
Нимуэ направила друидический посох на запад, запрокинула голову к небесам и завыла. Мерлин словно прирос к месту. Наш флот плыл мимо, и, прежде чем поднять парус и стрелой унестись на юг, каждая из лодок проходила совсем близко от отмели, где стоял конь Нимуэ. Нимуэ дождалась приближения нашей осененной знаменами ладьи — и только тогда опустила голову и уставилась на нас единственным глазом. Она улыбалась, и Мерлин тоже. Теперь я видел происходящее как на ладони: Нимуэ наклонилась в седле, взмахнула ножом; Мерлин по-прежнему улыбался. Один резкий удар — вот и все.
Длинные седые космы и длинные белые одежды Мерлина окрасились алым.
Нимуэ завыла снова. Не в первый раз слышал я ее вой, но никогда не испытывал такого ужаса, ибо в вопле этом слились триумф и мука. Могучие чары обрели силу.
Она соскользнула с коня и выпустила из рук посох. Мерлин наверняка умер быстро, но тело его все еще билось в агонии среди бурунов: казалось, будто Нимуэ борется с мертвецом. Кровь забрызгала белые одеяния, но алые потеки тотчас же смывала река: жрица пыталась оттащить Мерлинов труп поглубже в воду. Наконец, высвободившись из вязкого ила, покойник заскользил по воде, и Нимуэ вытолкнула его в струю течения, как дар господину своему Манавидану.
Воистину бесценный дар! Плоть друида — это средоточие великой магии, более могущественных чар во всем этом жалком мире нет, а Мерлин был последним и величайшим из друидов. Конечно, после него пришли и другие, но ни один не обладал ни его знанием, ни мудростью, ни хотя бы половиной его силы. Теперь всю эту силу вложили в одно-единственное заклинание — в воззвание к богу моря, спасшему Нимуэ много лет назад.
Нимуэ выхватила из воды посох, ткнула им в сторону нашей лодки и рассмеялась. Запрокинула голову и захохотала под стать безумцам, что последовали за нею с гор на эту прибрежную бойню.
— Вы уцелеете! — крикнула она нашей лодке. — И мы еще встретимся.
Тем временем Балиг поставил парус, широкое полотнище наполнилось ветром и стремительно повлекло нас к морю. Никто не произнес ни слова. Мы глядели назад — на Нимуэ и на белое пятно в круговерти серых волн: тело Мерлина следовало за нами на глубину.
Туда, где уже ждал нас Манавидан.
Мы повернули лодку на юго-восток, подставляя истрепанный парус ветру, и с каждой новой волной в желудке у меня нарастала свистопляска.
Балиг боролся с правилом. Все прочие весла мы втянули за борт, положившись на ветер, но сильный прибой сносил нас в сторону, упрямо разворачивая лодку носом на юг, парус беспомощно хлопал, а рулевое весло пугающе прогибалось. Однако всякий раз судно медленно возвращалось на курс, парус трещал сухо и звонко, как удар хлыста, и снова наполнялся ветром, нос лодки резко нырял в волны, а меня выворачивало наизнанку, и в горле скапливалась желчь.
