Хлеб печали - Станислава Радецкая
- Что ты делаешь с ними? – спросила как-то раз ее бабка.
- Не знаю. Им плохо, они идут ко мне. Я им боль снимаю.
- Как это ты им боль снимаешь?
Лене пожала плечами и поковыряла босой ногой землю. Она сорвала травинку, зажав ее между пальцами ноги.
- Не знаю… - с неохотой сказала она и на всякий случай сжалась, ожидая наказания, но Магда лишь сурово ей приказала:
- Никогда и никому не говори об этом, слышишь?
- И тебе?
- И мне. Знать ничего не хочу об этом! Слава Господу, твои родители ничего не замечают, даже если у них под носом вдруг окажется пропасть. Но недобрых глаз в деревне много, это тебе ясно?
Она взяла ее за плечо и тряхнула, словно так девчонка могла понять всю сложность их бытия. Лене кивнула, но взгляд ее затуманился, и про себя Магда опять взмолилась, чтобы беда миновала их дом.
И вот теперь к ним является господин инквизитор, у которого наверняка много верных слуг, готовых шепнуть о странном, и что может быть хуже, чем девочка, которая лечит наложением рук, внучка признанной ведьмы и дочь кузнеца, седьмая дочь, если считать и тех детей, которых пришлось похоронить ее сыну. Лене сжалась, когда Магда властно потрепала ее по голове.
- Это плохо, - повторила она. – Но мы с Гансом переживали и не такое. Будем жить как жили, а если мне придется отправиться на допрос, так что ж… Не в первый раз.
«Вас бы сохранить», - неслышно повисло в воздухе, и матушка опасно всхлипнула.
Глава пятая. Матильда. Подарок старого барона
- Черт знает, что такое, - пробормотал дед, швырнув свой плащ в сторону, как только зашел в дом. Он был недоволен и раздосадован после обычной поездки в город и лишь кивнул Матильде, которая по обыкновению встречала его у дверей.
- Вина! – крикнул он слуге. – У меня пересохло в горле! Растопить очаг, подать мне мое кресло и трубку! Хотя нет, трубки не надо. Через час подай ужин.
После визита той старухи он почему-то бросил курить, и в усадьбе появились другие запахи, которых Матильда раньше не замечала: затхлости и старых вещей. У барона изменились и иные привычки: он стал вставать и ложиться в разное время и прекратил заниматься с внучкой фехтованием, оставив ей только неподвижное тряпичное чучело, на котором она должна была отрабатывать удары палкой, да полосу в зале для отработки движений. Заниматься одной было скучно, и она впервые жалела о том, что у нее не было брата или сестры.
- Я привез тебе подарок, Матильда, - заговорщически сказал старый барон, но его тон был таким отстраненным, что стало ясно, он вспомнил о подарке лишь случайно и не особо выбирал, что купить. До последнего Матильда надеялась, что он привез ей кинжал или собственную шпагу, но барон достал пухлый сверток, в котором лежало что-то мягкое. – Можешь развернуть его.
Она быстро разорвала веревку, помогая себе зубами, и развернула плотную серую ткань. Под ней оказалось что-то блестящее, мягкое, нежно-голубое, и край шелковой ткани упал к ее ногам.
- Что это? – спросила Матильда упавшим голосом.
- Я вспомнил, что у тебя осталось лишь одно платье и подумал, что ты уже достаточно выросла, чтобы получить новое.
- Но его все равно никто здесь не сможет сшить! Я говорила вам об этом! – воскликнула она и прикусила язык, чтобы не получить за дерзость.
- Я выписал и портного, которого привезут завтра. И учителя танцев, который сделает так, чтоб ты прекратила горбиться и топать, когда ходишь, - строго сказал барон. – И еще вот. Это тоже тебе.
Матильда похолодела. Она ошиблась и приняла его тон за равнодушие, но это было не так: наоборот, дед слишком сильно задумался о ее будущем. Он вручил ей корзинку, из которой сильно пахло апельсиновой водой; Матильда засунула в нее нос и немедленно расчихалась до слез.
- Но-но, не так быстро! Можешь унести ее к себе в комнату и посмотреть, что там… Ткань оставь здесь. Я пока намереваюсь отдохнуть. И, кстати, что надо сделать?
- Благодарю вас, дедушка, - пролепетала она, обуреваемая смешанными чувствами. Барон фон Ринген строго глядел на нее, и Матильда опомнилась, что забыла сделать книксен, которому он безуспешно учил ее в последние дни. Она приподняла пальцами уголки воображаемого платья и присела. Дед довольно кивнул, погладил ее по голове и сел перед очагом в скрипнувшее кресло.
В корзинке лежали две коробочки (одна маленькая и одна большая) и стеклянный флакончик, перевязанный шелковой лентой. Матильда поглядела на него с подозрением, принюхиваясь к резкому цветочному запаху, который он источал, и взялась открывать коробки. С первой она промучилась минут пять, пока случайно не нажала на что-то сбоку, и крышка легко упала ей на колени, испачкав кюлоты чем-то белым. В жестянке лежала белая мазь, и Матильда сначала понюхала ее, а потом попробовала на вкус и долго отплевывалась от отвратительного металлического привкуса на языке. Во второй коробочке оказались краски всех оттенков красного и целый
