Густав Эмар - Флибустьеры
Тишина, царившая в великой пустыне, была настолько полная, что даже непривычное ухо без труда улавливало самые слабые звуки. Вот ветка упала на воду, вот камешек отвалился от берега, подмытый водой, вот непрерывный, неумолкаемый тихий говор речных струй, бегущих по каменистому руслу, вот сова перелетает с сучка на сучок, шелестя крыльями. Все эти звуки отчетливо выделяются в ночной тишине.
Так прошло несколько часов. Все трое лежали спокойно, не двигаясь, как бы окаменев, насторожив слух и зрение, держа пальцы на спусках карабинов. В эти минуты ничто не могло захватить их врасплох, но ничто и не подтверждало ни подозрений Орлиной Головы, ни предсказания Весельчака. Вдруг дон Луи почувствовал, что рука вождя коснулась его плеча, указывая ему на реку. Он привстал на колени и посмотрел в том направлении.
Почти незаметное движение виднелось на поверхности реки, как будто на глубине плыл аллигатор.
— Ну вот, — тихо проговорил Весельчак, — начинается то самое, чего мы ждали.
Вскоре показалась черная масса. Она скорее плыла по воздуху, чем по воде, и тихо продвигалась к тому месту, где в засаде сидели наши охотники.
Через несколько секунд эта масса остановилась, и несколько раз раздался вой луговой собаки.
Тотчас же отозвался вой шакала, раздавшийся так близко от наших наблюдателей, что они не могли удержаться и вздрогнули. Человек, висевший до того времени, уцепившись за сук громадного дуба, спрыгнул на землю в трех шагах от того места, где они лежали.
Он был одет в мексиканский костюм.
— Иди, вождь, — проговорил он вполголоса, сам не рискуя выйти на песчаную отмель, на которой стоял приплывший человек, — иди сюда, мы одни.
Человек вскарабкался на крутой берег и подошел к ожидавшему его на берегу.
— Брат вождя говорит очень громко, — заметил он, — в пустыне никогда нельзя думать, что находишься один. Листья имеют глаза, у деревьев есть уши.
— Что ты говоришь! Это вздор. Кому надо нас подслушивать? Кроме твоих воинов, которые, вероятно, скрыты вблизи, никто не увидит и не услышит нас.
Краснокожий покачал головой.
Теперь, когда он стоял так близко от наших охотников, Весельчак убедился, что Орлиная Голова был прав, это действительно был Черный Медведь.
Оба встретившихся с минуту помолчали, глядя друг на друга.
Первым заговорил вкрадчивым тоном мексиканец.
— А ты ловок, вождь. Не знаю, как ты это устроил, но ведь ты вошел внутрь асиенды.
— Да, — отвечал индеец.
— Теперь нам остается сделать последние распоряжения. Ты — великий вождь, и я на тебя всецело полагаюсь. Вот то, что я обещал тебе. Я должен был уплатить тебе после, но не хочу, чтобы даже тень легла между нами.
Краснокожий оттолкнул кошелек, который ему протягивал его собеседник.
— Черный Медведь думал, — холодно проговорил он.
— О чем, если это не тайна?
— Воин не баба и не станет терять слова даром. То, что бледнолицый брат предлагает вождю апачей, тот отвергает.
— Что это значит?
— Что все условия разорваны.
Мексиканец с трудом подавил волнение, вызванное глубоким разочарованием при этом известии.
— Итак, ты не созвал своих воинов, и когда я дам знак, ты не нападешь на асиенду?
— Черный Медведь созвал своих воинов и нападет на бледнолицых.
— Что же означают твои слова? Признаюсь, вождь, я не понимаю тебя.
— Это оттого, что бледнолицый не хочет понять. Черный Медведь нападет на асиенду сам по себе.
— Так и было установлено между нами, мне кажется.
— Да. Но Черный Медведь видел Поющую Птичку, его вигвам пуст, он хочет ввести туда бледнолицую девушку.
— Несчастный! — в страшном раздражении закричал мексиканец. — Ты изменил мне!
— В чем вождь изменил бледнолицему? — отвечал краснокожий совершенно спокойно. — Бледнолицый предложил сделку, вождь отвергает ее, в чем тут измена?
Мексиканец закусил от ярости губы. Он едва сохранял самообладание и от душившего его гнева ничего не мог говорить.
— Я отомщу тебе, — задыхаясь, проговорил он наконец.
— Черный Медведь — могучий вождь. Он смеется над карканьем ворон. Бледнолицый ничего не сделает вождю.
Во мгновение ока мексиканец ринулся на краснокожего, схватил его за горло и, выхватив кинжал, приготовился вонзить его.
Но апач следил за всеми движениями своего противника. Не менее ловким движением он освободился из его тисков и мгновенно отпрыгнул, так что мексиканец не мог достать его.
— Бледнолицый осмелился коснуться вождя, — глухим голосом проговорил краснокожий, — и потому умрет.
Мексиканец выхватил из-за пояса пистолеты.
Нельзя сказать, чем бы закончилась эта сцена, если бы неожиданное обстоятельство не изменило ее совершенно.
С того же дерева, откуда несколькими секундами раньше появился мексиканец, спрыгнул теперь еще один человек, бросился на апача, поверг его на землю и отнял у него всякую возможность даже пошевелиться прежде, чем тот успел опомниться и хоть как-то защититься.
— На этом дубе, должно быть, сидит целый легион чертей, — с невидимой во тьме улыбкой прошептал Весельчак.
Мексиканец и человек, так кстати явившийся ему на помощь, связали индейца по рукам и ногам реатой.
— Теперь ты в моей власти, вождь, согласись сделать то, что я захочу.
Апач нагло расхохотался и испустил резкий свист.
По этому сигналу словно из-под земли появились пятьдесят индейских воинов. Это произошло так быстро, что двое белых не успели оглянуться, как их окружило непроходимое кольцо.
— Черт возьми! — тихо шепнул Весельчак. — Дело осложняется. Посмотрим, что они будут делать.
— А мы что будем делать? — на ухо ему прошептал дон Луи.
Канадец ответил ему на это движением плеч, которое на всех языках означает: «Что поделаешь? Оставим все на волю Божью!» — и стал следить за всеми неожиданными перипетиями этой сцены.
— Кукарес! — крикнул своему товарищу мексиканец. — Держи хорошенько этого негодяя и при малейшем движении кольни его, как собаку.
— Будьте спокойны, дон Марсиаль, — ответил леперо, вынимая из-за пояса длинный нож, отточенный клинок которого отразил голубоватый свет луны.
— Что скажет Черный Медведь? — начал Тигреро, обращаясь к распростертому у его ног вождю.
— Жизнь вождя принадлежит бледнолицей собаке. Возьми ее, если осмелишься! — с презрительной улыбкой отвечал апач.
— Я не стану убивать тебя, но не из-за страха, так как страх мне не знаком, — сказал мексиканец, — а потому, что я презираю пролитие крови беззащитного врага, даже если враг этот такой, как ты, проклятый шакал.
— Пусть бледнолицая собака убьет вождя, но не глумится над ним, так говорит вождь. Пусть не теряет времени, а то воины могут потерять терпение, и собака-бледнолицый умрет неотомщенный.
