Александр Дюма - Последний платеж
Он продолжал:
— Конечно, ни Турция, ни Египет, ни государства, им протежирующие, не согласятся на создание подобного фантастического государства, хотя, говорят, за спиной Анфантена таится знаменитый Ротшильд, богатейший человек Европы.
Эдмон несколько минут молчал и вдруг решительно заявил:
— Месье Лессепс! Я никогда не простил бы себе, если бы прошел мимо такой идеи, как ваша, и вас, как ее носителя! Можете рассчитывать на меня, по крайней мере, в двух отношениях: я готов дать вам несколько существенные средства на организацию новой экспедиции по разведке тех мест, по подготовке технического решения этой задачи — проект, сметы и прочее. А кроме того, если я буду располагать временем, то и сам я, и моя жена — смелая, любящая деятельность и движение, мы оба охотно примем участие в такой экспедиции, если в ней будете участвовать и вы.
Лессепс озарился, расцвел. Он вскочил и начал пожимать руку Эдмону и Гайде.
— Какая в самом деле неожиданная удача, господа! Разве, войдя сюда сегодня посмотреть игру мастеров шахматного искусства, мог я предполагать подобную случайность? Я просто готов и петь и танцевать и обнимать вас без конца! Но это не в стиле кафе «Режанс», к сожалению!..
— Я горжусь своей интуицией! — смеясь, сказала Гайде.
Глава VI
ЕЩЕ ОДНА ВСТРЕЧА
В Марселе в конторе с вывеской «Арматор Жюль Карпантье» было оживленно, людно. То и дело подходил какой-нибудь человек и из простых, и «почище» и либо робко, либо смело переступал порог, чтобы попасть в не очень просторную, но хорошо обставленную приемную.
На внутренней двери, ведшей в кабинет арматора, виднелось лаконичное указание:
«Здесь производятся переговоры об экспедициях».
Но за тем столом, где входящие ожидали увидеть господина Жюля Карпантье, арматора, — сидел в эти дни уже хорошо знакомый читателям граф Эдмон Дантес де Монте-Кристо.
Именно он вел переговоры об экспедиции, столь скупо и загадочно обозначенной в объявлении на двери.
Владелец конторы Жюль Карпантье, впрочем, присутствовал тут же в своем кабинете. Лицо его сияло, он был на вершине блаженства и счастья! Самый дорогой сейчас в мире для него человек — старый друг и приятель Эдмон гостил у него, был с ним бок о бок, делился с ним своими планами и замыслами!
— Эдмон, волшебник, чародей, колдун! Алхимик, черт тебя возьми! — то и дело восклицал он. — Ведь надо же было нам встретиться два года тому назад в златоглавой Москве! Золото с куполов ее как будто пролилось в мой карман! Разумеется, я немедленно по возвращении заказал в Бордосской верфи превосходный паровой пароход и назвал его как раз так, как у нас было условлено «Монте-Кристо!» Собирался первым рейсом пришвартоваться у твоего острова, дружище Эдмон, да вот ты сам ко мне нагрянул!
Эдмон уже вкратце посвятил его в суть своей новой затеи для воплощения той мечты, которую когда-то разделял с ним и Карпантье — мечты всех сколько-нибудь передовых и мыслящих средиземноморских моряков. Жюль, разумеется, тоже пришел в неописуемый восторг, тоже загорелся этой идеей и был вдвойне благодарен Эдмону, когда тот предложил ему активное соучастие в этом.
— Можешь безоговорочно на меня рассчитывать, друг Эдмон! Наш, твой, по существу, пароход сослужит неплохую службу. Одно дело являться на тамошний египетский берег на какой-нибудь парусной шаланде и совсем иное — бросить якорь великолепного каботажного парохода под флагом Франции…
Эдмон, улыбаясь, возразил:
— А вот флага Франции как раз и не будет!
— Как так? — удивился Карпантье.
— Да, мой друг, нужно придумать наш собственный флаг… Например, конус в круге на сплошном лазурном полотнище…
— Может быть, лучше подошел бы крест вместо конуса? — сказал Жюль. — Конус понятно — это «Монте», но важна и вторая половина «Кристо».
— Ты забыл, что мы едем на мусульманский берег, — резонно заметил Эдмон. — А Гайде учит меня уважать даже и Магомета…
Вербовка техников-геодезистов шла не слишком гладко и успешно. Только неслыханные оклады в конце концов соблазняли специалистов этого дела на полное риска и опасностей путешествие в край Клеопатры и Птоломея, в места, заставившие спасовать даже Наполеона. В места знойные и песчаные, болотистые и влажные, в места, где смыкались два величайших континента земли — Азия и Африка. В места по соседству с великой и грозной горою Синай, где по Библии человечеству были даны основные законы существования: «Не убий», «Не укради», «Не солги на ближнего», «Не завидуй», «Не сотвори себе фальшивого кумира».
— А если я там погибну? — настойчиво спрашивали почти все приходившие. — Что будет иметь моя семья?
— Пятьдесят тысяч франков наличными, — твердо и спокойно отвечал Эдмон всякому, независимо от его вида и костюма, но если спрашивающий начинал торговаться, охотно набавлял и даже удваивал эту сумму.
— А много ли там змей? — спрашивали почти все.
— А львы там есть?
— А крокодилы?
Приходили люди, полные решимости, почти не задававшие вопросов, кроме главного: каков будет заработок? Но появлялись и такие, которые по часу и по два выматывали душу расспросами и пожеланиями.
Карпантье, как правило, присутствовал при этом торге, готовый в любую минуту в случае надобности прийти на помощь своему другу и благодетелю, как говорится, перервать горло всякому, кто осмелится проявить непочтение или алчность… И тем паче хоть чем-нибудь оскорбить дорогого ему Эдмона.
Даже отлучаясь он точно указывал, куда он уходит, чтобы матрос, дежуривший по конторе, мог немедленно его уведомить о самой малейшей неприятности.
— Вербовка — дело всегда деликатное, щекотливое, милый Эдмон… Может проскочить настоящий волк в овечьей шкуре!
Но вот в один из дней, впрочем, в присутствии Жюля, в кабинет по вербовке вошел уже хорошо знакомый и памятный Эдмону человек — высокий, самоуверенный, осанистый, но с явными признаками не очень блестящих материальных обстоятельств. На нем был, правда, и парижский цилиндр, и редингот с буфами на плечах, но зоркий глаз Эдмона подметил фальшивый блеск в его якобы бриллиантовой галстучной булавке, не первую свежесть его манжет и некомплектность некоторых пуговиц его жилета, не говоря уже о давнем невозобновлении маникюра.
Словом, это был наверняка не в фазе процветания и успехов Дантес номер два, отказавшийся от пятимиллионного наследства и стотысячной ренты и теперь, возможно, пытавшийся честным путем и трудом заработать свой насущный хлеб.
Эдмон мгновенно, еще на пороге узнал его и сделал знак Жюлю сменить его за столом вербовщика, а сам быстро вышел в соседнюю комнату через запасную, боковую дверь.
