Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден
К его собственному изумлению, из глаз безудержно потекли слезы, оставляя на щеках жаркие следы.
– Встань же, глупый, – взывал он к неподвижному телу. – Встань и попросту скажи мне, что слезы мои от слабости. Ну поднимись же, прошу тебя.
Чувствуя в дверях присутствие лекаря, он рассерженно к нему обернулся.
– Мой повелитель, ты хочешь… – начал тот.
– Прочь отсюда! – беспомощно, со слезами выкрикнул Тэмуге. – Нечего тебе здесь делать!
Лекарь с поклоном исчез, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Тэмуге вновь обернулся к лежащей на каменной плите фигуре. Тягостный запах почему-то перестал его беспокоить.
– Я из нас последний, Хасар. Бектер. Великий наш Тэмучжин и наша Тэмулун, затем Хачиун… А теперь вот ты – взял и ушел. Никого у меня не осталось. – Эта мысль вызвала новый приступ горя и поток слез. Тэмуге без сил опустился на скамью. – Один я теперь, в городе, ждущем своей погибели, – прошептал он.
На мгновение глаза его зажглись горьким гневом. Это он, он имеет право унаследовать ханство по линии брата, а не какой-то там выродок-сын, с которым отцу было одно мучение. Имей Тэмуге под своим началом преданный тумен, Чагатаю не видать бы Каракорума как своих ушей. Этот неуч сожжет все книги городской библиотеки, даже не понимая, что это за сокровище… Тэмуге проглотил свое горе и принялся размышлять и взвешивать возможности. Сорхатани понятия не имеет о том, как велики ставки. Возможно, город устоял бы, если бы во главе был мужчина, понимающий его ценность, а не женщина, нежданно-негаданно унаследовавшая земли и титулы. Тем более что ее премудростям управления никто не обучал. Скоро весть должна дойти до Субудая, а он Чагатая презирает. Вся армия ринется на восток, чтобы защитить столицу. Тэмуге сосредоточился еще больше, прикидывая что и как. Пожалуй, если город выстоит, то Гуюк будет ему благодарен.
Словно вся жизнь готовила его, Тэмуге, к этому судьбоносному решению. Родни вокруг больше нет, и без нее он чувствовал странную свободу. А с уходом последнего свидетеля все давние неудачи сгинули, обратились в прах.
Властью Сорхатани довольны не все. Взять хотя бы Яо Шу – он явно не из числа ее сторонников. Надо будет сговориться с этим сановником, а уж он наверняка найдет других. И сделать все это следует до прихода Чагатая. Бывают случаи, когда власть переходит из рук в руки быстрее, чем наносится удар ножом. Тэмуге поднялся и в последний раз посмотрел на тело Хасара:
– Он сожжет наши книги, брат. Разве я могу такое допустить? С какой стати? Я был в том урочище с самого начала, когда все мы находились на волоске от смерти. Обещаю тебе, что не струшу, тем более теперь, когда твой дух смотрит на меня. Я был рожден для власти, брат. Из всех нас я последний. Так что теперь мой черед.
Король Бела смотрел, как вокруг возводится лагерь, начинаясь от его шатра – величавого, с хорошо просмоленными шестами и плотной, непродуваемой тканью. Пахло жареным мясом: это слуги уже готовили что-то на вертеле. Весьма кстати. Стоя в центре лагеря, король ощущал прилив гордости. Чтобы безостановочно и вполне успешно гнать монголов, помощь этих презренных половцев ему не понадобилась. Добрая венгерская сталь и отвага – вот и все, что оказалось нужно. Право, забавно: орды этих монгольских кочевников он гонит так, как они, должно быть, гонят у себя по степям свои стада. Немного жаль, что он не нанес им удара на берегу Шайо, но кто мог знать, что они дадут такого стрекача, без оглядки улепетывая через мост… Прикрыв рукой глаза от заходящего солнца, Бела мог видеть вражеские палатки – какие-то странные, круглые, пятнышками белеющие за рекой. У этих варваров никакой аккуратности и порядка, присущего его лагерю. Он с удовольствием предвкушал предстоящую погоню. В его жилах течет кровь королей, и сейчас он чувствовал, как предки взывают к нему: отбрось захватчика назад, сломи его; пускай, окровавленный, уползает к себе обратно через горы, откуда явился.
Бела обернулся на стук копыт: к нему подъезжал один из рыцарей Конрада Тюрингского. Англичанин среди тевтонцев редкость, однако Генри Брэйбрук, этот бывалый именитый рыцарь, вполне заслуживал своего доблестного статуса.
– Сэр Генри, – приветствовал его король Бела.
Рыцарь спешился и неторопливо поклонился. Меж собой они говорили на французском, поскольку оба хорошо знали этот благородный язык.
– Милорд, они пытаются удержать мост. Сотен восемь, а может, около тысячи, сейчас повернули от их арьергарда и устремились на нас.
– Вот как? – с сарказмом переспросил король Бела. – Они бы предпочли, чтобы мы не переправлялись? Что ж, немудрено. Чувствуя все эти дни у себя за спиной наше дыхание, они, должно быть, только и думают, как унести ноги.
– Может быть, милорд. Но это единственный мост на сотню миль, если не больше. Нам нужно вытеснить их за сегодняшний вечер или за утро.
Бела ненадолго задумался. Настроение у него было хорошее.
– Когда я был мальчиком, сэр Генри, то на камнях возле озера Балатон собирал улиток. Они цеплялись за камни, но я своим ножичком отковыривал их и складывал в горшочек. Вы улавливаете намек?
Сам Бела рассмеялся своей остроте, но англичанин слегка нахмурился. Судя по всему, он ждал приказа. Король вздохнул: скучноваты все-таки эти упрямые духовники с оружием. Рыцари вообще народ мрачный – христиане, но уж больно непреклонные. Между тем
