Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
Обрадовавшись сему, послал я тотчас к нему звать его к себе, оканчивать вместе с ним сие дело, ибо ведая упорный и дурной его нрав, хотел, чтоб он лично имел в том участие.
Он тотчас к нам и явился. Но не успели мы ему пересказать всего дела и начать переговоры, как Михайла наш Матвеевич в гору, и не зная ни уха ни рыла, и так сказать, ни аза в глаза, спорил и не хотел никак на помянутых условиях мириться.
Мы с Матвеем Никитичем так, мы сяк, но не тут–то было; несет себе чепуху н нелепицу, и окончанному почти совсем делу, ни дай ни внеси, делал остановку и помешательство.
Господи! как мне тогда на него досадно было и более потому, что спорить был он мастер и охотник, и более получать ему очень хотелось; а как к делу, так мы с ним за дверью и тогда хлопочи и убычься я один, а он в стороне.
А для самого того и старался я его всячески уговаривать; но как он никак не давался под лад, то нечего 6ыло делать, принуждены были наконец отказать и отпустить ни с чем поверенного.
Не могу вспомнить как досадно было мне сие его неблаговременное нехотение и с каким прискорбием приступили к сей необходимости.
Я разбранился почти с ним по отпуске поверенного, и так был недоволен, что бросил бы, если б можно было, все сие дело и оставил бы сего глупого упрямца одного хлопотать.
Но как для собственного своего участия в сем деле не мог я сего сделать, да и ведал, что он в состоянии был только спакостить и испортить все оное, а поправлять и ответствовать я же должен буду, то принялся я вновь его, и непутным уже делом, уговаривать; и насилу–насилу уломали мы его, и государик наш склонился. И тогда ну–ка мы посылать скорее за поверенным и звать его обратно, и по счастию догнали его скоро и он возвратился.
Итак, положили мы на слове, ударили по рукам и условились написать черновую полюбовную о сем соглашении сказку, и чтоб послать ее на рассмотрение к князю, которую в тот же час и начеркал я, как мне рассудилось лучше, и оную в тот же день в Москву к князю и отправили.
Достальные дни страстной недели и самое Благовещенье, случившееся тогда в великую пятницу, провели мы дома, и я во все сии дни занимался особым делом.
Из Москвы привезли ко мне множество, вымененных на старые, новых книг; и как многие из них были без переплету, то по недостатку переплетчика принялся я сам их складывать и переплетать, сколько умелось, дабы их спокойнее читать было можно, и занялся тем во все сие праздное время.
Между тем приближался и праздник Пасхи. Сему случилось в сей год быть 27–го марта, и была тогда у нас не только совершенная еще зима, и путь нимало еще не трогался, но в самую ночь под сей великий праздник была такая метель, что поехавшие ночью к заутрене проплутали и, вместо церкви, иной проскакал в Болотово, иной попал в Трудавец, что случилось и с моими соседями, не похотевшими так, как мы, подражать нашим предкам и всю ночь препроводить на погосте, ночуя у попа в доме. Метель сия продолжалась и во весь первый день Пасхи. Однако мы провели его и всю неделю нарочито весело.
Но он был бы нам еще веселее, если б привезенные, или паче страшные вести не возобновили прежних наших горестных чувствований и не наполнили сердца наши вновь страхом и ужасом. Ибо приезжие рассказывали нам уже за достоверное, что в Москве моровая язва открылась уже совершенно и начинает усиливаться; что вымерла уже вся суконная фабрика у каменного моста и что язва в других местах города открылась; что сие принудило все бывшее в Москве дворянство уезжать с великим поспешением из города и разъезжаться по деревням своим, что все дороги были наполнены экипажами оных.
Нельзя довольно изобразить, как перетревожены мы были всеми сими известиями. Мы горевали при свиданиях наших, твердили только наперерыв друг перед другом:
— Ах! Великий Боже! Что с нами бедными будет, когда пагубное сие зло распространится и до нас? Куда нам тогда деваться и что делать?
Со всем тем, сделавшаяся вскоре после того половодь и вскоре за нею наступившая весна, заняв мысли наши множеством вешних дел, поуспокоила опять несколько сердца наши.
Я препроводил весь апрель месяц в многоразличных хозяйственных делах и упражнениях; более же всего занимали меня сады мои. В них завел я тогда впервые хмельники новоманерные, а нижний свой сад начал обрабатывать разными уступами и усаживать оные плодовитыми деревьями и кустарниками. А между тем не оставлял видаться и с соседями своими и разъезжать временно по гостям, из которых недальних разъездов был один несколько примечания достоин.
Тетка наша, г–жа Арцыбашева, жившая до того в маленьком и тесном домике, расположилась с началом сей весны начать строить себе порядочный и большой дом.
План оному был у нас с ней давно уже сделан, и как приготовлены были и все потребные к тому материалы, то просила она меня, чтоб я к ней приехал и помог разбить и заложить дом сей, а кстати бы и сад ее, и превратить в регулярный.
Просьбы сей нельзя было никак не послушать, и как случилось сие при самом начале весны и в такое время, когда не можно было ни на чем ехать, то желая ей услужить, решился я ехать к ней даже верхом. Но сия езда не только меня впрах измучила, но чуть было не повергла меня в болезнь самую.
Измучившись и от верховой езды, какой никогда почти столь дальней не имел, и уставши впрах при разбивании дома и сада, а того паче будучи принужден за темнотою ночевать у ней на дворе, не то оттого, не то простудившись, получил я порядочную и довольно сильную лихорадку, и с трудом уже возвратился домой, и тут насилу чрез несколько дней оправился и от ней освободился.
Наконец 23–го числа сего месяца кончили мы и спорное дело свое по Неволочи с князем Горчаковым. Посланная к нему черная наша сказка привезена была уже обратно с некоторою переправкою. Он не соглашался никак взять меньше 25–ти десятин, а мы сколько ни упирались и сколько ни говорили между собою, но наконец, желая кончить сие дело и выжить его из своего внутреннего владения, согласились уже и сие число дать и, ударив по рукам, переписали и подписали сказку и подали ее в сей день межевщику; чем все сие дело благополучно и с немалою для нас выгодою и кончено.
В последний же день сего месяца распрощались мы с сожалением с приехавшим к нам проститься второклассным землемером господином Сумароковым, отъезжавшим совсем от сих мест.
Нам было его, как искреннего приятеля нашего, очень жаль, ибо на него мы во многом полагали надежду, а на товарища его господина Лыкова худо надеялись.
Сей вскоре после сего и подтвердил нам поступками своими не весьма выгодное о себе мнение. Не успел настать май месяц, как он и предпринял мирить нас с волостными и назначил к тому 5–е число сего месяца, что случилось тогда на самое Вознесение. И как день сей был для нас по всем происшествиям в оный весьма достопамятным, то, заимствуя из своего тогдашнего журнала, и опишу я все происхождение сего миротворения подробнее.
