Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский
– Животы свои положим!
– Только прикажи, государь! Мы зубами бунтовщиков рвать станем!
– Спасем Наследника и Россию, братцы!
Толпа, сразу ощетинившаяся штыками, ревела в едином мрачном экстазе перед кажущейся маленькой фигуркой отца на ступенях. Ей не хватало только слова, жеста – и она ринулась бы на Сенатскую площадь, где были обидчики «надежи-царя» и этого маленького испуганного мальчика…
Батальон ревел, как разбуженный зверь, – яростно и страшно. Чьи-то руки больно прижали Александра к пропахшей потом, водкой, крепким табаком и дымом бивуачных костров шинели. Мальчик с ужасом, прижмурившись, поглядывал на лицо усатого звероподобного фельдфебеля со страшным шрамом через всю щеку и обрубком левого уха. Но его руки были бережны и надежны – и мальчик постепенно успокоился.
Бунт закончился не начавшись.
Но после этого дня Наследник всегда выделял Саперов Гвардейского батальона. Чаще других надевал мундир с его цветами. Чаще заезжал в Красное село, где летом квартировали саперы. Повзрослев, он как-то попытался найти того самого фельдфебеля – но так и не смог отличить его от других нижних чинов. И под Плевной, в своей палатке, Александр всегда укрывался не одеялом, а простой солдатской шинелью, подаренной ему умирающим сапером в первое же посещение государем санитарного городка.
И вот нынче он узнал, что среди его любимых саперов есть, оказывается, и уголовные преступники! Не сегодня узнал, конечно, а неделю назад, когда Зуров и Маков доложили ему о том, кем оказался наделавший в Петербурге много шуму двойной убийца из Гродненского переулка. Поначалу Александр был оскорблен в лучших своих чувствах, возмущен. Он не верил тому, что убийцей оказался офицер Саперного батальона, к тому же герой Туркестанских походов и последней Восточной войны. Он требовал тщательнейшего расследования.
Получив от министра внутренних дел исчерпывающие доказательства вины прапорщика Карла фон Ландсберга, император сделал единственное, что могло хоть как-то пощадить честь лейб-гвардии Саперного батальона. По совету дяди, Великого князя Николая Николаевича, он задним числом подписал высочайший Указ об отставке молодого офицера. Теперь судить будут, по крайней мере, не батальон, а отставника…
Сегодня министр юстиции вновь напомнил императору о человеке, которого тот уж был готов безжалостно вычеркнуть из своей памяти. Оказалось, что Ландсберг – не только банальный убийца, лишивший жизни двух человек из корыстных мотивов. Он, как выяснилось, страстно, беззаветно любил девушку, был помолвлен с нею – и совершил убийство из-за глупой жестокой шутки старого отставного чиновника! Он боялся, что его могут разлучить с любимой, и по-солдатски «просто и радикально», не думая о последствиях, «убрал» страшное препятствие из своей жизни, со своего пути.
А потом… Император не мог не посочувствовать этому офицеру. Каково было несчастному Ландсбергу узнать из бумаг убитого, что он жестоко обманывался? Как он сможет жить, уже потеряв любимую и зная, что его страшный враг на самом деле был благодетелем? Власов хотел преподнести сюрприз молодому офицеру – но его глупая шутка обернулась трагедией.
И потом – письменное показание Ландсберга. Его искренняя, в чем император не сомневался, попытка объяснить случившееся. Разве, по большому счету, Ландсберг не прав в своем рассуждении о войне и мирной жизни? На поле боя солдат убивает противника по приказу своих командиров. Почему же в мирной жизни, ради собственного счастья и благополучия, он лишен права расправиться с личным врагом?
Разумеется, Александр понимал, что подобное признание в публичном судебном процессе звучать не должно! Нельзя бросать в толпу мысли, которые тут же извратят, станут взахлеб смаковать, оборачивать их не только против офицера, но и против государственных устоев. И старик Тотлебен – каково ему будет вынести хихиканье толпы и показыванье пальцем? Он-то, Господи, чем виноват, что чуть не породнился с убийцей? А его дочь, Мария Тотлебен, невеста Ландсберга, которая невольно стала главной причиной убийства? Она, конечно, очень скоро узнает о женихе всю правду. Узнает и будет оскорблена в лучших чувствах. Но публичный позор она просто не переживет, как, впрочем, и Тотлебен-старший.
Как всегда в минуты тягостных сомнений Александр почувствовал острую необходимость немедленно поговорить с единственным человеком, которому он полностью доверял и кому мог высказать самое сокровенное. С кем мог посоветоваться. В беседе с кем мог выверить и отточить принимаемое решение.
Увы – то была не его венценосная супруга, нет! Царская чета давно отдалилась друг от друга. Находясь в соседних помещениях, Александр II и императрица в последние годы не виделись порой неделями. На людях император был внимателен и почтителен к Марии, уважал в ней мать его восьмерых детей. Но разве его была в том вина, что организм урожденной принцессы Гессен-Дармштадской с молодости давал обидные сбои, что доктора категорически запрещали супруге императора обычные плотские радости?
Александр не страдал мужским эгоизмом и считал себя не вправе пренебречь деликатными, но твердыми запретами медиков. Но, как и большинство мужчин, он начал искать на стороне то, что не мог получить в супружеской постели.
Марию, надо сказать, это врасплох не застало. Она была готова к интрижкам супруга: те же доктора предупреждали ее о возможных последствиях их ограничительных рекомендаций. «Ваш супруг молод и физически крепок. В конце концов, это просто природа. Физиология-с…»
Сначала доброжелатели донесли ей об интрижке Александра с фрейлиной Натальей Бороздиной, не устоявшей перед ухаживаниями императора. Бороздину выдали замуж за дипломата, и она уехала в далекий Лондон. Едва сердце Наследника престола – тогда Александр еще не был императором – освободилось, как там «поселилась» полячка Ольга Калиновская, опять-таки из фрейлин его матери. Когда пылкая полячка стала забывать приличия и даже попыталась как-то дерзить самой императрице, ее тоже пришлось срочно выдавать замуж за варшавского магната Иринея Огинского.
Потом в постели Наследника какое-то время нежилась фрейлина Софья Давыдова, внучка легендарного партизанского лидера времен войны с Наполеоном… Мария мирилась с этими и другими «проявлениями физиологии».
Не приняла она поначалу всерьез и юную воспитанницу Смольного института благородных девиц, княжну Екатерину Долгорукую. К тому же слишком велика была разница в возрасте между семнадцатилетней девушкой и царем на пятом десятке лет жизни. Но кто, кто мог знать, что эта девица возбудит в императоре не только короткую чувственность, но долгую и, надо сказать, верную любовь?! Любовь, для которой не стали помехой ни приличия, ни условности, ни откровенная неприязнь и осуждение со стороны детей императора, ни явные препоны и тайные козни всевозможных разлучников.
Родив Александру трех детей (второй ребенок, Борис, во младенчестве умер), Екатерина волею императора и поселилась рядом с любимым. Сначала – в покоях первого этажа Зимнего дворца, куда был сделан отдельный вход, а потайная лестница
