Дороти Лаудэн - Дикий Запад
Через секунду Микаэла стряхнула с себя оцепенение. Она кинулась вслед за этим человеком, который уже собирался нацепить на двери объявление «Вход воспрещен».
— Вы отдаете себе отчет в своих действиях? — спросила его Микаэла, по-настоящему рассердившись. — Вы закрываете единственное медицинское учреждение этого города.
— Возможно, — невозмутимо ответил чиновник. — Но только так банк может наконец продать дом с аукциона. А это единственное, что меня интересует в данных обстоятельствах.
Микаэла колебалась минуту.
— Тогда я куплю дом, — решительно сказала она наконец. — Сколько он должен стоить?
— Установлена цена в 1500 долларов, — ответил Банкрофт.
— Тогда я обращусь за ипотекой, — сказала Микаэла.
Мистер Банкрофт, погрузившись в задумчивость, погладил свою белокурую бородку.
— Вы можете предложить какие-нибудь гарантии в счет долга? — спросил он.
Микаэла развела руками:
— Мой медицинский диплом.
— Но вы женщина, — заметил банковский служащий, — а за практику женщины-врача мы ничего не можем дать. Можно было бы выйти из положения, если бы вы были замужем. Тогда я, может быть, смог бы заключить договор с вашим мужем. Всего доброго, мадам.
Господин едва заметно приподнял цилиндр и удалился.
Минуту Микаэла стояла неподвижно, как громом пораженная. Не впервые доводилось ей как женщине-врачу сталкиваться с подобными нападками. Но в этот раз речь шла не о ней лично, а о благополучии целого города.
Какие-то крики донеслись с соседней улицы. Не имея возможности дальше обдумывать свои неприятности, Микаэла поспешила туда, откуда доносились эти крики. Мастерскую кузнеца окружили зеваки.
Микаэла пробивалась через толпу.
— Пропустите меня! — кричала она, пока наконец не достигла цели.
Кузнец Роберт катался по земле. Лицо его было искажено от боли, а по его крикам можно было понять, какие нечеловеческие мучения он испытывает. Возле него сидел на корточках Салли. Он накрыл кузнеца плотной попоной.
— Вероятно, произошел взрыв в дымовой трубе, — сообщил он врачу. — Его одежда обгорела.
Микаэла торопливо огляделась.
— Джейк, — сказала она затем цирюльнику, который уже был возле того места, где произошел несчастный случай. — Мы должны доставить его к вам.
— Мне очень жаль, мисс, — посочувствовал Джейк Сликер, — но это не получится.
— Почему?
— Понимаете, я должен думать о моих клиентах, и…
Лицо Микаэлы вспыхнуло от гнева. Ни одному жителю города Роберт никогда не отказал в помощи. Именно он, когда разразилась эпидемия гриппа, не только изготовлял гробы, но в любое время оказывал мертвым последние услуги. Неужели можно отказать в помощи тяжело раненному человеку только из-за цвета его кожи?
— Священника! — перемежал выкриками стоны боли Роберт. — Приведите священника. Он должен сказать мне, попаду ли я на небеса.
Микаэла твердо посмотрела на мученика. Она собралась с силами.
— Вы не попадете на небо, Роберт, — сказала она со всей возможной убедительностью. — По крайней мере, не сразу. Сейчас вы попадете ко мне.
Салли и Мэтью положили находящегося в полубессознательном состоянии Роберта на кровать Микаэлы. Она сразу принялась разрезать рубашку, чтобы иметь возможность обработать раны. При этом она обнаружила шрамы, исполосовавшие его тело. Эти рубцы говорили о многом: они были вечным напоминанием о том времени, когда Роберт был рабом.
В полдень Микаэлу насторожил цокот копыт. Она как раз была занята стиркой, а Роберт, который на редкость спокойно перенес обработку ран, спал.
К деревянному домику подъехала повозка. Микаэла узнала Грейс, ближайшую помощницу миссис Олив. Эта молодая чернокожая женщина, считала Микаэла, по праву носила имя «Грейс» note 4, потому что она излучала привлекательность, грацию и дружелюбие. Микаэла не слишком удивилась, увидев ее здесь. В разных концах Колорадо-Спрингс возникали слухи о том, что она время от времени привозила одиноко живущему Роберту небольшие пакеты с домашней снедью. И слухи эти были вполне правдоподобными.
— О, Грейс! — приветствовала ее молодая женщина. — С вами, надеюсь, все в порядке?
Грейс остановила повозку и вышла.
— Нет, нет, — ответила она, стеснительно проводя руками по юбке. — Я, э… хотела бы повидать Роберта.
Микаэла понимающе ей улыбнулась.
— Я посмотрю, не спит ли он, — сказала она и взялась за дверную ручку.
Но Грейс задержала ее.
— Ожоги, — спросила она, — они очень серьезные? Микаэла взглянула в темные глаза женщины.
— Да, — сказала она тихо, — они очень опасны. Еще до того как Грейс вошла в комнату, Роберт начал сердиться.
— Уходи! — закричал он ей, когда она показалась в двери. — Я не хочу тебя видеть.
— Но ведь я проделала всю эту дальнюю дорогу, чтобы увидеть тебя, — возразила Грейс.
— Я сказал: уходи! — снова закричал Роберт и попытался подняться.
— Грейс, может быть, вам лучше прийти снова в другой раз? — предложила Микаэла, пытаясь одновременно уложить кузнеца на подушки. — Лежите, пожалуйста, — уговаривала она его, — у вас еще совсем свежие раны.
Потом она быстро спустилась к Грейс, которая уже влезала в свою повозку.
— Не принимайте это на свой счет! — крикнула ей Микаэла. — Он не может вынести, что вы видите его слабость.
— Он не первый человек, которому следует понять, что не бояться показать свою слабость означает лишь силу, только в другой форме, — ответила Грейс. Сказав это, она уехала.
В этот момент в комнату вошла мать Микаэлы. На ее лице можно было увидеть смешанное выражение гордости и насмешливой снисходительности.
— Может, ты заметила, что Колин в последнее время стала немножко странной? — спросила она неожиданно.
На минуту Микаэла задумалась. Колин действительно в последние дни была непривычно замкнута.
— Да, похоже на то.
— Ну, — начала протяжно Элизабет, — она уже два дня как стала молодой женщиной, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Микаэла удивленно подняла брови:
— Но ведь она еще так молода.
— Не моложе, чем ты была, — ответила миссис Куин и посмотрела вдаль. — Ты и в самом деле целиком дочь своего отца. Он тоже видел только то, что происходило с его больными, но никогда не видел того, что случалось в его собственном доме.
Микаэле нечего было ответить на этот упрек.
— Однако между практикой твоего отца и твоей здешней есть серьезное отличие, — наставительно продолжала Элизабет. — У отца по крайней мере не было необходимости осматривать пациентов в жилых комнатах и класть их в собственную постель.
