Альберто Васкес-Фигероа - Икар

— В Великую Саванну? Для чего?

— Слетаете на месторождение золота и алмазов, затерянное на вершине тепуя, и разбогатеете.

Воцарилось молчание; собеседники смотрели друг на друга, и было очевидно, что один из них пытается сообразить, правильно ли он понял услышанное.

— Что вы хотите этим сказать? — наконец чуть слышно произнес Джимми Эйнджел.

— То, что сказал, — как ни в чем не бывало, улыбаясь, отозвался его товарищ.

— То есть вы не против, если я отправлюсь туда искать вашу «жилу»?

— Ну конечно! Алмазов у меня больше чем достаточно на остаток жизни. Не думаю, что было бы правильно унести секрет вроде этого с собой в могилу. Я ведь так и не женился, поэтому прямых наследников у меня нет.

— Но почему я?

— Раз вы, человек, побывавший там и которого я действительно ценю, вдруг встретились на моем пути именно тогда, когда я узнал, что почти все кончено, значит, это, скорее всего, знак судьбы. Тут вот, совсем недавно, одна пожилая дама убедила меня в том, что такие знаки существует и что их не следует оставлять без внимания. — Он протянул руку, положил ее собеседнику на плечо и, широко улыбаясь, сказал: — Я дарю вам месторождение.

Джимми Эйнджел не сразу отреагировал. Несколько минут он сидел неподвижно, переваривая услышанное: подобное заявление могло означать резкий поворот в его судьбе.

— Вы это серьезно? — наконец спросил он.

— Не думаю, что кто-то будет шутить таким образом, стоя на пороге смерти, — заметил МакКрэкен с легкой улыбкой. — Какой мне прок ложиться в могилу с мыслью о том, что в теории я страшно богат? Предпочитаю умереть, сознавая, что кого-то осчастливил. Дарю вам месторождение с двумя условиями.

— Какими же?

— Первое: не зарывайтесь. Возьмите столько, сколько, по-вашему, вам потребуется, чтобы вести вольготную жизнь, только не жадничайте. Терпеть не могу тех, которым все мало, вы уже знаете!

— Обещаю… А второе?

— Пусть десять процентов от вашей добычи будет потрачено на то, чтобы немного смягчить нищету, царящую в этой стране. И сделайте это в память об Эле Вильямсе.

— Клянусь.

— Нет необходимости клясться, — сказал шотландец. — Я и так знаю, что вы так и поступите.

— Боже праведный! — не удержавшись, воскликнул летчик. — Я хозяин месторождения золота и алмазов!

— При разумном подходе останется еще и вашим внукам.

Король Неба глубоко вздохнул.

— А как же я его найду? — спросил он. — В тот день по вашим указаниям я столько кружил, что даже утратил способность ориентироваться.

— Оно расположено на вершине тепуя, в трехстах километрах на юг от реки Ориноко и в пятидесяти — восточнее Карони.

— В трехстах километрах южнее Ориноко и в пятидесяти восточнее Карони, — повторил пилот, словно пытаясь накрепко вбить эти данные в память. — Вы уверены?

— Абсолютно. Я никогда не теряю способности ориентироваться. Это вырабатывается после долгого пребывания в сельве. Я назвал координаты тепуя, и, как вы сами видели, на его вершине скрывается месторождение.

— А как мне следует действовать, оказавшись наверху?

— Пойти вдоль речушки, пока она не вильнет влево, образуя своего рода омут, который почти не видно, потому что его прикрывают нависшие над ним черные каменные плиты. Там, на дне небольшой вертикальной ямы, и находится золото с алмазами.

— И много еще осталось?

— Много, не сомневайтесь. Больше, чем мы уже взяли. — МакКрэкен взглянул на него в упор и спросил: — Вы на самом деле готовы туда отправиться?

В ответ летчик отвернул широкий лацкан кожаной куртки, чтобы показать значок, прикрепленный с обратной стороны.

— Помните? — спросил он. — Это значок Эскадрильи Золотой Цапли, которую вы сами основали в тот день. Не знаю почему, но, хотя с тех пор прошло одиннадцать лет, у меня всегда было странное ощущение, что та история не закончилась, поэтому я никогда с ним не расстаюсь. Моя судьба — там, в сельве, я это знаю.

Собеседник показал на обручальное кольцо на пальце пилота:

— А что скажет ваша жена?

— А вы как думаете? Вирджиния считает, что поиски судьбы следует ограничить пределами сада, окружающего белый домишко в окрестностях Спрингфилда в штате Колорадо.

Дом был просторным, уютным и милым и располагался на вершине холма, откуда просматривалось главное шоссе, но вдали от шума и чужого любопытства.

Больше всего, несомненно, притягивали к себе внимание ухоженный сад, чьи клумбы, утопающие в ярких цветах, были немыми свидетелями проявляемой о них заботы, да еще белая изящная беседка, словно подчинившая себе пейзаж. Сейчас в ней восседал Король Неба, откинув голову к изогнутой спинке огромного плетеного кресла и устремив невидящий взгляд в сторону горизонта, за которым вот-вот собиралось скрыться солнце.

Стало темнеть, когда из дома выпорхнула привлекательная женщина чуть старше тридцати лет, худая и скуластая, и села напротив.

— Ты сидишь так уже три часа, — сказала она. — Что с тобой?

— Я думаю.

— Можно узнать, о чем?

— Думаю!.. — ответил Джимми Эйнджел. — Сегодня утром один из грузовиков фермеров стоял брошенным на обочине со сломанной осью. Через несколько километров я их увидел: навьюченные, как мулы, они брели на запад. — Слегка повернув лицо, он взглянул жене в глаза и спросил: — Они что, надеются пешком добраться до Калифорнии?

— Отчаяние придает сил, — заметила она. — Что еще им остается? В Канзасе и Оклахоме народ умирает от голода.

— Думаешь, в Калифорнии они найдут что-то лучшее? — допытывался он. — Последний раз, когда я был в Лос-Анджелесе, мне рассказывали, что они получают поденную плату, которой не хватит даже на хот-дог.

— Не секрет, что во время кризиса кое-кто наживается, — согласилась Вирджиния Эйнджел с оттенком злости в голосе. — И уже ясно, что это самый худший из когда-либо пережитых кризисов. Многие умрут, но многие сколотят себе целые состояния.

— И что же, ничего нельзя сделать?

— Что, например? Воздеть руки к небу и приказать, чтобы ветер перестал дуть? Или попросить тучи двигаться против ветра?

— Но ведь этот исход лишен надежд, и боюсь, что в итоге он утянет нас за собой в трясину.

— Чего ты добиваешься? — вдруг спросила Вирджиния; в ее тоне явственно прозвучали враждебные нотки.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что, когда ты заводишь эту песню, мы обычно оказываемся на другом конце света. — Она угрожающе наставила на него палец. — Я тебя хорошо знаю, даже слишком хорошо! Как только у тебя возникает социальная озабоченность, это значит, что тебе не сидится на месте.