Сергей Шведов - Поверженный Рим
– Ты полагаешь, ректор, что Андрогаст преследует свои цели?
– Я полагаю, светлейший Пордака, что божественный Максим всего лишь марионетка в руках честолюбивого руга.
Сведения, полученные от Феона, очень пригодились светлейшему Пордаке для письма, которое он утром следующего дня отправил императору Феодосию. Поскольку ситуация в западной части империи складывалась совсем не так, как это мнилось константинопольским стратегам, осторожный корректор решил на всякий случай подстраховаться и потребовал дополнительные инструкции от своего непосредственного начальника квестора Саллюстия. Выполнив служебный долг, Пордака занялся собственными финансовыми проблемами.
Комит Андрогаст, разместившийся с удобствами в палаццо богатого лионского купца, встретил корректора если и не враждебно, то настороженно. Разумеется, он знал о помощи, оказанной Пордакой заговорщикам, но, как выяснилось с самого начала разговора, он не считал эту помощь существенной.
– Но позволь, высокородный Андрогаст, – возмутился Пордака. – Мне даны были твердые гарантии, что я получу триста тысяч денариев, если выполню взятые на себя обязательства.
– Но ведь не я давал тебе эти гарантии, – усмехнулся руг. – Кроме того, я еще не получил денег, обещанных Меровладом.
– Однако мне показалось, что ты, комит Андрогаст, друг и союзник Меровлада, – пристально глянул на руга Пордака. – И что цель у вас одна.
– Тебе именно показалось, корректор, – покачал седой головой Андрогаст.
Пордаку отказ комита не огорчил. Собственно, пришел он к нему не только из-за денег. Куда больше его интересовало, чем дышит этот человек и какие цели преследует, затеяв безумный и губительный для империи мятеж. В конце концов, комит Андрогаст был не последним человеком в Риме. Устранив Грациана, он ничего, в сущности, не выигрывал. Можно было, конечно, убить и Магнума Максима, но такой расклад обещал выгоду только Меровладу, но уж никак не Андрогасту.
– Мне почему-то кажется, комит, что Меровлад не станет терпеть рядом с собой сильного человека, – пристально глянул на собеседника корректор.
– И что с того? – нахмурился Андрогаст.
– Ничего, – пожал плечами Пордака. – Просто я хочу знать, зачем ты затеял этот мятеж, комит? Зачем возвысил до императорского звания полное ничтожество? Я дукса Максима имею в виду. Или ты собираешься устранить его так же, как устранил Грациана? Я не могу понять твоих целей, высокородный Андрогаст.
– Ты кому служишь, Пордака? – спросил руг. – Руфину или Феодосию?
– Прежде всего я служу себе, – честно признался корректор. – Однако устранением Грациана я угодил обоим своим хозяевам. Он мешал и Руфину, и Феодосию.
– А Феодосию почему?
– Пока был жив Грациан, Феодосий был всего лишь соправителем, а теперь у него появилась возможность прибрать к рукам всю империю.
– Ты, кажется, собираешься мне что-то предложить, светлейший Пордака? – спросил Андрогаст.
– Я предлагаю тебе помочь божественному Максиму устранить сиятельного Меровлада. А потом мы с тобой поможем императору Феодосию устранить самозванца Магнума Максима.
– Ты в своем уме, корректор? – зло ощерился Андрогаст.
– Разумеется, – ласково улыбнулся собеседнику Пордака. – Безумец предложил бы тебе провозгласить себя императором. Я же предлагаю тебе реальный путь к власти. Ибо только Феодосий может сделать тебя опекуном императора Валентиниана, а меня – комитом финансов западной части империи.
– Почему я должен тебе верить, Пордака?
– А ты не верь, Андрогаст, ни мне, ни Феодосию, – усмехнулся корректор. – Если у нас с императором будет возможность тебя обмануть, мы непременно обманем. Так не дай нам эту возможность. Договорись с варварами.
– С Руфином?
– Нет, комит, – возразил Пордака. – Нельзя позволить варварам объединяться. Отдай Верхнюю Панонию рексу Верену, а Нижнюю – древингам Придияра Гаста.
– И Феодосий согласится с таким раскладом?
– А если и не согласится, что с того? – ухмыльнулся Пордака. – Ты обретешь союзников, Андрогаст, и Феодосию придется с тобой считаться. Так же как и русам Кия, к слову говоря.
Андрогаст довольно долго и пристально смотрел на гостя. Пордака хранил на лице полнейшую невозмутимость, хотя внутри у него все кипело. Шутка ли, решалась судьба не только империи, но и самого Пордаки. Ибо у него вдруг появился шанс не только вернуться в Рим, но и занять очень высокое и выгодное положение. У Пордаки даже слегка закружилась голова от перспективы, открывшейся вдруг его мысленному взору. Многое, если не все, зависело сейчас от человека с жестким, словно из дерева вырезанным лицом. От его способности верно просчитать ситуацию. От его честолюбия, наконец.
– Я подумаю, Пордака, – сухо сказал Андрогаст. – И дам тебе ответ через месяц.
– А почему так долго? – удивился корректор.
– Такие дела не решаются в один день.
Дукса Магнума Максима комит Меровлад не опасался. Он считал Максима неплохим полководцем, но абсолютно неискушенным в политике человеком. Однако самозванный император очень скоро опроверг это весьма нелестное о себе мнение. По сведениям трибуна Себастиана, верного сподвижника Меровлада с юных лет, посланец Максима уже навестил епископа Амвросия Медиоланского и имел с ним продолжительную беседу.
– Как зовут этого посланца? – спросил Меровлад, в задумчивости прохаживаясь по атриуму.
– Ректор Феон, – с усмешкой отозвался Себастиан. – На редкость расторопный человек. Он успел повидаться не только с епископом, но и с префектом Рима Никомахом.
– Что еще?
– Феон протоптал тропинку к сердцу трибуна конюшни Цериалия. Младший брат императрицы не только встретился с Феоном, но и обещал ему содействие.
– Содействие в чем? – насторожился Меровлад.
– Речь идет о браке Максима с Юстиной, после чего император собирается усыновить Валентиниана.
– И кто, по-твоему, стоит во главе заговора? – резко обернулся к трибуну Меровлад. Трибун Себастиан красотой не блистал даже в молодости, а с годами и вовсе стал все более походить на сатира, чему способствовало и пристрастие к горячительным напиткам. Однако, справедливости ради следует отметить Себастиан никогда не терял ни ума, ни самообладания, вне зависимости от количества выпитого.
– Заговора против кого?
– Против меня, разумеется, – усмехнулся Меровлад.
– Думаю, здесь не обошлось без фламина Паулина.
Видимо, Меровлад допустил ошибку, когда спас от верной гибели верховного жреца Юпитера. Паулин прогневил божественного Грациана. Конечно, казнить публично его бы не стали, но и в живых бы не оставили. Тому порукой была ненависть епископа Амвросия к одному из самых умных и коварных языческих жрецов. Меровлад был абсолютно уверен, что эти двое, фламин и епископ, никогда не придут к соглашению. Но, видимо, бывают обстоятельства, когда даже смертельные враги готовы сделать необходимые шаги навстречу друг другу. Скорее всего, их объединила ненависть к ругу Меровладу. Впервые в истории Рима реальную власть в империи мог захватить варвар, и этого оказалось достаточно, чтобы новые и старые жрецы не только протянули друг другу руки, но и привлекли на свою сторону одного из самых влиятельных людей империи, префекта Вечного города Никомаха.
