Николай Дмитриев - Желтый саквояж
— Доброго дня…
— Та який же вин, в бисового батька, добрый? — здоровяк тяжёлым взглядом посмотрел на Дмитра. — А ты, собственно, кто?
— Иванчук я, Дмитро…
— Иванчук, значит… — здоровяк повернулся к нему и как-то неопределённо хмыкнул. — И давно взяли?
— Так… — Дмитро кивнул и торопливо пояснил: — Только я не тут був, а сегодня чего-то до вас…
При этих словах Иванчука сидевшие за столом многозначительно переглянулись, и здоровяк, выдержав паузу, строго сказал:
— Ну от що, хлопче, у нас тут камера особая, так что поясни нам, за какие грехи ты сюда втрафив?[126]
— Та я сам не знаю, — пожал плечами Дмитро. — Слидчий[127] чего-то всё про брата розпытував[128]. Бо его арештувати хотили, а я втрутывся[129]…
— Ты тут нам вола не вкручуй[130], — рассердился здоровяк. — Говори толком, за что взяли?
— Так я ж и говорю, — сбивчиво взялся пояснять Дмитро. — Брат с пистоля пальнув, от вони и кажуть, що мы с ним обое якись бандюки. А я миж иншим[131] в КПЗУ був…
Какую-то минуту в камере царила насторожённая тишина, а потом здоровяк угрожающе произнёс:
— В КПЗУ, говоришь?.. Симпатик[132] выходит? Ну, тогда я тебе, хлопче, видверто[133] скажу, ти твои комуняки, главные злодии и есть!
— Ну, то що, что КПЗУ? Як у мене земли обмаль[134], — примирительно забормотал Дмитро. — Бо ж земля то…
— Земли нема, кажешь? — здоровяк сощурился. — Ой, хлопче, чогось мени здается[135], що твой слидчий не помылывся[136]…
— И я так считаю… — молчавший до сих пор панок в очках тоже подал свой голос.
Здоровяк ещё раз скептически хмыкнул и показал на верхнюю койку, где лежали пожитки Дмитра.
— Ну, то нам всё равно. Залазь, хлопче, туды…
— Спасибо… — Дмитро шагнул к кровати и, не удержавшись, спросил: — А вас, шановни[137], сюда за что?
Здоровяк хлопнул по столу ладонью и посмотрел на сидевшего против него владельца очков.
— Пане, а наш гость, часом не легинь с полонины?[138] Там, говорят, таких много.
— Нет, он не галициянт[139], — отозвался тот. — По разговору слыхать, тутешний…[140]
— Так, так… Я сам местный, з Пидгачиков, — торопливо подтвердил Дмитро.
— Ну а я з-пид Полтавы, — заявил здоровяк и добродушно пояснил: — А тут оказался через те, що у батька Махна був. От местные жиды теперь и допытываются, сколько погромив було, та сколько жидовских коштовностей[141] забрано…
— Он у Махна, а я у Петлюры, — криво усмехнулся панок и зачем-то начал протирать стёкла очков носовым платком.
Здоровяк снова пристально посмотрел на Дмитра, словно пытаясь разглядеть что-то скрытное, и только потом сказал:
— От бачишь, хлопче, компания у нас пожондна[142]. Даже свой батюшка есть, — он повернулся к лежавшему на кровати. — Отче, поведайте хлопцу, за что вас.
— Я ту злодейскую власть ещё в девятнадцатом не признал, — сухо отозвался священник и, явно не желая говорить с бывшим кэпэзушником, отвернулся к стене…
* * *Укрывшись в небольшой посадке, майор Вепш следил за человеком с ружьём, топтавшимся у ворот длинного деревянного сарая. В нём размещалось недавно организованное отделение «Осовиахима», а человек, расхаживавший там, был сторожем.
Сегодня осовиахимовцы куда-то ушли, и, пользуясь случаем, майор внимательно присматривался к свободному куску поля, тянувшемуся вдоль посадки. По прикидкам Вепша длины было достаточно, и это давало майору надежду на успех его замысла.
Придя к такому выводу, Вепш выбрался из кустов и прямиком через поле зашагал к сараю. Сторож, старик лет шестидесяти с пышными усами под Пилсудского, едва увидев майора, сделал берданкой на караул «по-ефрейторски».
— Вольно, пан капрал, вольно, — едва заметно улыбнулся Вепш, останавливаясь рядом со сторожем, и поинтересовался: — Как сегодня, всё тихо?
— Так точно, пан майор! — старый солдат привычно вытянулся «во фрунт».
— Хорошо, тогда пошли-ка глянем, — и майор решительно шагнул к воротам.
Сторож с готовностью распахнул створку, и они вошли внутрь темноватого помещения. Сторож щёлкнул выключателем, лампочки, свисавшие на шнурах сверху, враз вспыхнули, и майор, удивившись, что сюда уже провели электричество, начал осматриваться.
Судя по всему, этот сарай служил курсантам учебным классом и одновременно складом. Во всяком случае, всё свободное пространство вокруг десятка столов было занято всяким полувоенным имуществом. Отдельно лежали противогазы, а рядом с ними на стене висели красочные плакаты.
Оглядев всё это богатство, майор прошёлся вдоль расставленных в ряд наглядных пособий и, остановившись возле стенда с авиационным мотором, спросил сторожа:
— Заменили?
— В лучшем виде, — заверил его капрал.
— Отлично, — Вепш удовлетворённо кивнул и направился в самый дальний угол сарая, где стоял заботливо прикрытый брезентовыми чехлами маленький «эрвудзяк».
Этот аэроплан, доставшийся «Осовиахиму» случайно, был предметом особой заботы курсантов. Правда мотор «эрвудзяка» давно выработал свой ресурс, и теперь самолёт использовался только как учебный экспонат.
Однако майор, оказавшись тут в первый раз, сразу обратил внимание на вроде бы неприкаянный «эрвудзяк». Потом, уточнив, что у самолёта всё в полном порядке, а на одном из стендов имеется ещё один, точно такой, но тоже выработавший свой ресурс мотор, Вепш принялся размышлять.
Результатом была поездка двух доверенных гарцежей[143] в сторону Подгайчиков, где в придорожном лесу они отыскали место падения РВД-8. Конечно, фюзеляж и плоскости самолёта сгорели почти дотла, но при падении шасси подломилось, и мотор, от удара чуть ли не наполовину уйдя в землю, практически уцелел.
Провозившись полдня, гарцежи взвалили двигатель на подводу и незаметно привезли его в город. Дальше майор отыскал механика с бывшего частного аэродрома, и тот за приличное вознаграждение полностью перебрал мотор, заменив испорченные детали годными, снятыми со стендов «Осовиахима».
Дальше в одну из ночей механик с помощью всё тех же верных гарцежей установил отремонтированный мотор на «эрвудзяк», и вот сейчас Вепш, получив клятвенные заверения, что самолёт годен к полёту, явился, чтобы проверить всё лично.
Подойдя к укрытому чехлами «эрвудзяку», майор приподнял брезент, принюхиваясь, уловил идущий от деталей запах бензина и, проверяя компрессию, потянул рукой за лопасть пропеллера. Лопасть чуть сдвинулась, и, сразу ощутив её упругое сопротивление, майор удовлетворённо хмыкнул.
