Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден
С обеих сторон монгольские лучники прекратили свою испуганную трескотню и положили стрелы на тетиву. Они со спокойной решимостью намечали себе цель, цепко следя за шеями мчащихся боевых коней. Спереди животные защищены броней. С боку же их шеи или голы, или прикрыты тканью, которая на бегу топорщилась складками.
Байдар рубанул рукой по воздуху. Все желтые флаги одновременным движением качнулись. Звякнули тетивы, посылая жужжащие стрелы в цель – несущуюся мимо массу лошадей. Вблизи попасть в них было совсем не трудно, и уже с первыми выстрелами кони с диким ржанием повалились с пронзенными глотками. Из ноздрей пенными толчками хлестала кровь. Лучники поморщились, но вынули вторую стрелу и снова пустили ее в цель.
Рыцари издали боевой клич. Всаживая шпоры в бока лошадей, они стремились вырваться из-под накрывшей их тучи стрел, сыплющихся с обеих сторон. У раненых коней, проседающих под тяжкой ношей, подкашивались ноги. Сотни их внезапно заваливались на скаку, топча или придавливая своих седаков. Рыцари, оглушенные падением, пытались подняться на ноги.
Какое-то время тамплиеры, невзирая на потери, продолжали атаку. Развернуть тяжелую кавалерию было не так-то просто, но, когда положение сделалось отчаянным, Байдар расслышал, как кто-то из вражеских латников отдает приказы. Этот командир моментально сделался для лучников главной мишенью. Лошадь его пала, утыканная стрелами, а сам всадник покатился по земле с торчащим из шлема оперением. Помятое забрало заклинило, и он фактически ослеп. Видно было, как рыцарь отчаянно, но тщетно силится стащить с себя шлем.
Неожиданно тамплиеры повернули своих коней влево и вправо, погнав их прямо на стреляющих с седла лучников. Число двинувшихся на фланги было примерно равным: каждый следующий всадник поворачивал в противоположную сторону от скачущего впереди – великолепный маневр, словно на смотре, такого монголы прежде не видели. Байдар был впечатлен. Скачка перерастала в рукопашный бой рыцарей с теми, кто их одурачил – единственный шанс уцелеть в бойне, в которую превратилась атака. Скорость тамплиеры утратили, но доспехи их были крепки, а сами рыцари еще не измотаны боем. Своими пиками они крушили врагам ребра, а затем в ход пошли длинные мечи, поднимавшиеся и опускавшиеся, словно топор дровосека.
Монгольские всадники гарцевали вокруг на своих лошадках, не таких рослых и мощных, но несравненно более прытких, чем у этих латников, в которых к тому же можно бить прицельно. Поворотив коня от пыхтящего в железном шлеме рыцаря, монгольский воин накладывал стрелу и выстреливал в любую щель или незащищенное место. А двуручный меч вхолостую опускался там, где еще мгновение назад крутился всадник.
Слышно было, как воины посмеиваются: верный признак облегчения. Рыцари-великаны на огромных конях вызывали невольный страх. От взмахов их мечей кожу обдавало леденящим ветерком. Когда латники попадали, удар был ужасающий, раны – смертельными. Байдар видел, как один из рыцарей в рваном красно-белом табарде рубанул с такой силой, что отсек монгольскому всаднику ногу вместе с бедром, а заодно пробил и седло. Но, умирая, монгол схватил рыцаря и в падении совлек его с коня.
Залпы с флангов постепенно превратились в рукопашную схватку вопящих людей и ржущих лошадей, раздробленную на тысячи отдельных поединков. Байдар разъезжал взад и вперед, следя за боем. Вон один из латников поднялся на ноги и скинул помятый шлем, обнажив голову со слипшимися от пота темными волосами. Байдар подъехал и на всем скаку нанес удар, чувствуя отдачу в плечо.
Натянув поводья, он вернулся назад, стараясь следить за ходом сражения. Он не мог присоединиться к атакующим. Если его убьют, бремя командования ляжет на одного Илугея. Байдар привстал в стременах, озирая картину, которой ему не забыть никогда. По всему простору поля с его туменами сражались латники в серебристых доспехах. Их щиты, помятые и пробитые, валялись там же, где падали сраженные. Счет убитых шел уже на тысячи. Держались рыцари стойко, отступать не думали, но не менее славно бились и монголы, норовя клинками попасть в забрало. Внизу сражались те, кто остался без лошади, криками подбадривая своих. Страха рыцари не знали, а напрасно. Потому что устрашиться было самое время. Неудивительно, что тыл атаки уже сворачивался, превращаясь в хаотичную массу; еще немного, и она повернет, ринется назад к своим пехотинцам возле Кракова. Байдар отдал новые приказы, и за ним двинулись восемь минганов, пуская стрелы в рыцарей, погоняющих своих усталых коней. На безопасный островок позади копейщиков из них возвратятся не многие.
Болеслав в отчаянии смотрел, как цвет благородного сословия гибнет у него на глазах. Он не мог поверить, что такое происходит с рыцарями-тамплиерами. А эти стрелы! Их сила и точность просто потрясали. На поле сражения он никогда не видел ничего подобного. Ни он, да и никто в Польше.
Надежда вспыхнула вновь, когда задняя часть колонны стала возвращаться к городу. Масштаба потерь он еще не понимал, а потому у него отвисла челюсть, когда он увидел, как выкошены их ряды, как они оборваны и измяты в сравнении с той блистательной силой, что до этого выезжала на бой. Монголы теперь наседали сзади, пуская свои адские стрелы так, будто рыцари были просто мишени, которые следовало поразить.
Чтобы прикрыть свое отступление, Болеслав выслал на подмогу полк, вынудив монголов остановиться. Пропыленные, потрепанные остатки тамплиеров рысцой въехали внутрь. Почти все получили ранения. В тех местах, где к ранам прилегала вогнутая ударами броня, тело неимоверно саднило. Обернувшись, Болеслав с ужасом увидел приближающиеся тумены. Теперь они используют копья, подумал он. Щита из кавалерии больше нет, и неприятель прорвется в Краков. Копейщикам он выкрикнул команду поднять пики, однако атаки не последовало. Вместо этого опять посыпались стрелы, как будто рыцари и не скакали на врага и как будто у монголов для расправы был впереди целый день.
За холмами и синей полосой дальнего леса уже садилось солнце.
