Александр Дюма - Асканио
Однако не следует думать, что кроткая девушка решила принести себя в жертву и покориться отцовской воле. Нет, все ее существо восстало при мысли о браке с человеком, которого она возненавидела бы, если бы ей ведомо было чувство ненависти. Итак, в прекрасной головке Коломбы теснилось множество мыслей, совершенно чуждых ей прежде, мятежных, негодующих мыслей, которые она считала чуть ли не преступными и за которые на коленях вымаливала прощения у Господа Бога. Порой она даже думала пойти к Франциску I, броситься к его ногам. Но до нее дошли слухи, которые передавались шепотом, о том, что при обстоятельствах еще более ужасных такая же мысль осенила Диану де Пуатье и что за свой поступок она поплатилась честью. Г-жа д’Этамп могла бы оказать покровительство Коломбе, спасти ее, если бы захотела. Но захочет ли она? Не усмехнется ли в ответ на жалобы девушки? Такую презрительную усмешку она уже видела на губах своего отца, когда умоляла его не разлучать ее с ним, и эта усмешка причинила девушке много душевных страданий.
Коломба сто раз на дню преклоняла колени, творя молитву и заклиная Всевышнего помочь ей, послать избавление в эти три месяца, оставшиеся до бракосочетания с ненавистным женихом; а если уж это невозможно, — позволить ей соединиться с матерью.
Что же касается Асканио, то в его жизни было не меньше тревог, чем в жизни той, кого он любил. Много раз с тех пор, как Рембо заявил, что двери Нельского замка для него закрыты, он по утрам, когда еще никто не вставал, или по вечерам, когда все уже спали, бродил вокруг высоких стен, отделявших его от счастья всей жизни. Но ни разу ни явно, ни украдкой он не пытался проникнуть в запретный сад. В нем еще жило чистое, юношеское уважение к женщине, которое охраняет возлюбленную даже от самой любви.
Но это не мешало Асканио, чеканя на золоте узор, вставляя в оправу жемчуга и алмазы, предаваться безумным мечтам, не говоря уж о грезах в часы утренних и вечерних прогулок, о тревожных ночных сновидениях. В помыслах он чаще всего устремлялся к тому страшному, а теперь желанному дню, когда Бенвенуто станет хозяином Нельского замка, ибо Асканио хорошо знал своего учителя и видел, что внешнее спокойствие Челлини было спокойствием вулкана перед извержением.
И вот извержение началось: Челлини решил захватить замок в следующее воскресенье и объявил об этом. Асканио не сомневался, что в следующее воскресенье Челлини осуществит свой план.
Но этот план — о чем он мог судить, обойдя вокруг Нельского замка, — нельзя осуществить беспрепятственно, ибо на стенах и днем и ночью стоят часовые. Асканио заметил в замке все признаки подготовки к обороне. Итак, если пойти на приступ, осажденные будут защищаться; очевидно, крепость и не собирается сдаваться — значит, придется брать ее штурмом.
Одним словом, в этот решительный час Асканио должен вести себя по-рыцарски. Начнется сражение, они ворвутся в замок через брешь… может быть, вспыхнет пожар… Ах, только бы случилось нечто подобное! И лучше всего — пожар. Пожар разгорается, жизнь Коломбы в опасности. И вот он, Асканио, взбирается по шатким ступеням, перепрыгивает через горящие бревна, перелезает через объятые пламенем стены; он слышит ее голос, взывающий о помощи, и добирается до нее, поднимает умирающую, почти потерявшую сознание девушку, проносит сквозь море огня, прижимая к своей груди, чувствуя, как ее сердце бьется рядом с его сердцем. А потом, преодолевая все опасности, все препятствия, он кладет Коломбу к ногам обезумевшего от горя отца, и прево, чтобы вознаградить спасителя за мужество, отдает ему дочь. Или же, перебегая по шаткому мостику, под которым полыхает пламя, Асканио вдруг оступается, и они вместе умирают, соединив свои сердца в последнем дыхании, в первом и последнем поцелуе… Даже такой страшный конец не мог ужаснуть человека, потерявшего всякую надежду, как потерял ее Асканио; ибо после величайшей радости жить друг для друга наивысшее счастье — умереть вместе.
Как видит читатель, все наши герои дни и ночи проводили в треволнениях, кроме Бенвенуто Челлини, который, казалось, совсем забыл о дерзких планах осады Нельского замка, и кроме Скоццоне, которая о них не знала.
Итак, неделя прошла в тревогах, которые мы уже описали, и Бенвенуто Челлини, добросовестно проработав все семь дней недели и почти закончив глиняную модель Юпитера, в субботу около пяти часов вечера надел кольчугу, поверх нее камзол, позвал Асканио и, велев юноше проводить его, направился по дороге к Нельскому замку. Подойдя к подножию стены, он обошел замок, отыскивая уязвимые места и обдумывая план осады.
Штурмовать замок будет нелегко, о чем и говорил прево своему «другу» де Марманю и о чем сообщил Асканио своему учителю, да, впрочем, Челлини и сам это видел. В Нельском замке были бойницы и машикули; двойная стена огибала его со стороны берега, рвы окружали со стороны Пре-о-Клер. Это был один из тех прочных и внушительных замков-исполинов, которые могли отлично защищаться, если только крепко-накрепко заперты ворота, и отбрасывать без посторонней помощи воровские и разбойничьи ватаги, как говорилось в те времена, а в случае надобности — даже ратников короля. Впрочем, в ту любопытную эпоху частенько приходилось самим быть и полицией, и стражей.
Окончив осмотр по всем правилам древней и современной стратегии и решив, что сперва следует потребовать сдачи крепости, а уж потом приступать к осаде, Бенвенуто постучался в ту самую дверь, через которую однажды вошел в замок Асканио. Как и тогда, на стук сейчас же открылось оконце; но на этот раз вместо мирного садовника перед пришельцами предстал вооруженный страж.
— Что вам нужно? — спросил он незнакомца, стучавшего в дверь Нельского замка.
— Вступить во владение замком, ибо дарственная на него пожалована мне, Бенвенуто Челлини, — ответил ваятель.
— Что ж, подождите, — отвечал честный воин и поспешил, как ему было приказано, предупредить мессира д’Эстурвиля.
Он тотчас же вернулся в сопровождении прево, окруженного телохранителями, но г-н д’Эстурвиль притаился и стал подслушивать, чтобы самому судить о серьезности положения.
— Мы не понимаем, чего вы от нас хотите, — сказал стражник.
— В таком случае, — промолвил Бенвенуто, — вручите дарственную мессиру прево; это заверенная копия.
И он подал грамоту в оконце.
Стражник снова исчез; но на этот раз ему стоило лишь протянуть руку, чтобы передать прево копию дарственной, а потому оконце тотчас же снова отворилось.
— Вот ответ, — проговорил стражник, просунув в оконце, изорванную в клочки грамоту.
— Отлично, — хладнокровно произнес Челлини. — До свидания.
