Роберт Харрис - Очищение
— Конечно. Но стоит мне ступить на этот путь, когда я смогу это сделать — а я пока этого сделать не могу, — куда он меня приведет? Мы знаем о двенадцати, а сколько их всего? Начнем с Цезаря — как он вписывается во все это? В прошлом году он поддерживал Катилину на выборах; мы знаем, что он близок с Сурой — не надо забывать, что Сура позволил приговорить Рабирия. А Красс? С ним что? Он наверняка замешан. А Лабиний — он трибун Помпея — так что, и Помпей замешан?
Он ходил по комнате как маятник.
— Они не могут все быть твоими врагами. Тогда бы ты давно умер, — сказала Теренция.
— Может быть, ты и права, но все они видят, какие возможности даст им хаос… Одни хотят убить, чтобы этот хаос начался, другие хотят подождать, когда хаос наберет силу. Они как дети, играющие с огнем, и Цезарь среди них — самый опасный. Это похоже на сумасшествие — наше государство сошло с ума. — Какое-то время Цицерон продолжал ходить, представляя себе пророческие картины Рима в руинах, красный от крови Тибр, покрытый отрубленными головами Форум. Все это он описал нам во всех деталях. — Я должен этому помешать. Должен быть какой-то способ…
Все это время женщина, принесшая известие, с удивлением следила за ним. Наконец Цицерон остановился перед ней, наклонился и сжал ее руки:
— Гражданка, тебе было непросто прийти к моей жене и все ей рассказать. Хвала Провидению, ты это сделала! Не только я, но и весь Рим навечно в долгу перед тобой.
— Но что мне делать теперь? — всхлипнула она. Теренция протянула платок, и женщина вытерла глаза. — После всего этого я не могу вернуться к Курию.
— Ты должна, — ответил Цицерон. — Ты — мой единственный источник информации.
— Если Катилина узнает, что я выдала его планы, он меня убьет.
— Он никогда об этом не узнает.
— А мой муж? Мои дети? Что я им скажу? Измена сама по себе — это очень плохо. Но измена с предателем?..
— Если они будут знать твои мотивы, то поймут тебя. Пусть это будет твоим искуплением. Очень важно, чтобы никто ничего не заметил. Выясни все, что сможешь, у Курия. Заставь его раскрыться. Вознагради его по-своему, если это необходимо. Сюда тебе больше приходить нельзя — слишком опасно. Все, что узнаешь, рассказывай Теренции. Вы можете легко встречаться в пределах вашего храма, где вас никто не увидит.
Естественно, она не хотела быть замешанной в эту паутину предательств. Но если Цицерону было надо, он мог уговорить любого на все, на что угодно. И когда он, не обещая впрямую неприкосновенности ее любовнику, сказал, что сделает для него все, что в его силах, женщина сдалась. Таким образом она стала шпионкой Цицерона, а сам он занялся разработкой своего собственного плана.
VI
В начале апреля были объявлены сенатские каникулы. Ликторы опять охраняли Гибриду, и Цицерон решил, что будет безопаснее, если семья отправится к морю. Мы выехали с первыми лучами солнца, тогда как многие чиновники задержались, чтобы посмотреть театральное представление в Риме, и отправились на юг по Аппиевой дороге, сопровождаемые телохранителями из всадников. Мне кажется, что всего нас было около тридцати человек. Цицерон развалился на подушках своего открытого возка, поочередно слушая, что ему читал Сизифий, и диктуя мне письма. Маленький Марк ехал на муле, рядом с которым шел раб. Теренция и Туллия ехали каждая в своих носилках, которые несли рабы, вооруженные скрытыми ножами. Каждый раз, когда навстречу нам встречалась группа мужчин, я боялся, что это наемные убийцы, и к тому времени, когда после целого дня пути мы достигли Понтинских болот, мои нервы были изрядно потрепаны. На ночь мы остановились в Трес Табарне, но из-за кваканья лягушек, запаха гниющей воды и писка комаров я так и не смог заснуть.
На следующее утро мы продолжили путешествие на барже. Цицерон сидел в кресле на носу, закрыв глаза и подставив лицо теплому весеннему солнцу. Тишина, стоявшая на канале, давила на уши после шума заполненной путешественниками дороги. Цицерон не работал, что было на него совсем не похоже. На ближайшей остановке нас ждала сумка с официальными бумагами, но, когда я хотел передать их ему, он от меня отмахнулся. То же самое происходило и на его вилле в Фармине. Цицерон купил ее несколько лет назад — приятный дом на берегу, выходящий на Средиземное море, с широкой террасой, на которой он обычно писал или репетировал свои речи. Но всю первую неделю на отдыхе хозяин только играл с детьми, ходил с ними на рыбалку и прыгал в невысоких волнах прибоя, который начинался прямо за низкой стеной виллы. Зная всю серьезность проблем, с которыми он столкнулся, я удивлялся его беспечности. Теперь я, конечно, понимаю, что консул продолжал работать, но только как работает поэт — очищал голову от шелухи пустых мыслей и ждал вдохновения.
В начале второй недели на обед пришел Сервий Сульпиций в сопровождении Постумии. Его вилла была расположена через залив в Гаэте. Он почти не общался с Цицероном после того, как тот рассказал ему о встрече с его женой в доме Цезаря, но сейчас юрист был в хорошем настроении, чего нельзя было сказать о его жене. Причины такого контраста в настроении стали понятны перед обедом, когда Сервий отвел консула в сторону, чтобы переговорить. Только что из Рима, он был полон столичных сплетен. Сервий с трудом сдерживал свою радость.
— У Цезаря появилась новая любовница — Сервилия, жена Юния Силана!
— У Цезаря новая любовница? Что же в этом нового? Это так же естественно, как новые листья на деревьях весной.
— Как ты не понимаешь? Это не только кладет конец беспочвенным спекуляциям о нем и Постумии, но и усложняет Силану победу в консульских выборах этим летом!
— А почему ты так думаешь?
— Цезарь контролирует большой блок голосов популяров. Вряд ли он отдаст их мужу своей любовницы, правда? В этом случае некоторые из них могут достаться мне. Поэтому, с одобрением патрициев и твоей поддержкой, я наверняка выиграю.
— Ну что ж, в таком случае я тебя поздравляю. Я с гордостью объявлю твое имя как имя победителя через три месяца. А мы уже знаем, сколько всего будет кандидатов?
— Четыре наверняка.
— Ты, Силан, а кто еще?
— Катилина.
— Он точно выдвигается?
— Конечно! Даже не сомневайся. И Цезарь уже подтвердил, что будет опять его поддерживать.
— А кто четвертый?
— Луций Мурена, — назвал Сервий имя бывшего легата Лукулла, который сейчас был губернатором Дальней Галлии. — Но он слишком солдат, чтобы найти поддержку в городе.
В тот вечер они обедали на открытом воздухе. В своей комнате я мог слышать шуршание волн по гальке и изредка их голоса, которые доносил до меня теплый солоноватый ветер. Он же приносил запах рыбы, приготовленной на углях. На следующее утро, очень рано, Цицерон сам явился, чтобы разбудить меня. С удивлением я увидел его сидящим у дальнего конца моей узкой койки, все еще одетым в одежды, которые были на нем предыдущим вечером. Только рассвело. Казалось, что он вообще не спал.
