От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов
Мучительная, уверен, для Молотова пауза. Но вот 9 декабря удивительная метаморфоза. Приходит послание «тов. Молотову для четверки». В нем, как ни в чем не бывало, Сталин писал: «Анализируя события внешней политики за период от Лондонской конференции пяти министров до предстоящей конференции трех министров в Москве, можно прийти к следующим выводам:
1. Мы выиграли борьбу по вопросам, обсуждавшимся в Лондоне, благодаря нашей стойкости. Конференция трех министров в Москве означает отступление США и Англии от своих позиций в Лондоне, так как эта конференция является конференцией без привлечения Китая по европейским вопросам и без привлечения Франции по балканским вопросам. То есть, благодаря нашей стойкости, мы добились теперь того, чего не могли добиться в Лондоне.
2. Мы выиграли борьбу в Болгарии, Югославии. Об этом говорят результаты выборов в этих странах. Если бы мы колебнулись в вопросах об этих странах и не проявили бы выдержки, мы наверняка проиграли бы борьбу.
3. Одно время Вы поддались нажиму и запугиванию со стороны США, стали колебаться, приняли либеральный курс в отношении иностранных корреспондентов и выдали свое собственное правительство на поругание этим корреспондентам, рассчитывая умилостивить этим США и Англию. Ваш расчет был, конечно, наивным. Я боялся, что этим либерализмом Вы сорвете нашу политику стойкости и тем подведете наше государство. Именно в это время вся заграничная печать кричала, что русские не выдержали, они уступили и пойдут на дальнейшие уступки. Но случай помог Вам, и Вы вовремя повернули к политической стойкости. Очевидно, что имея дело с такими партнерами, как США и Англия, мы не можем добиться чего-либо серьезного, если начнем поддаваться запугиваниям или проявим колебания. Чтобы добиться чего-либо от таких партнеров, нужно вооружиться политикой стойкости и выдержки.
4. Этой же политикой стойкости и выдержки нужно руководствоваться нам в своей работе на предстоящей конференции трех министров».
Почему вдруг Сталин резко смягчил свой гнев? Бог весть. Но понятно, что заменить Молотова было неудобно, да и некем в тот момент, когда в Москву неожиданно собрались главы внешнеполитических ведомств США и Великобритании.
Глава 13. Союзнички
Трумэн: справедливым курсом
Если Советский Союз после окончания Второй мировой войны еще только разгребал руины, то Америка переживала бум. Военные возвращались на родину, строили дома, создавали семьи, поступали в колледжи согласно закону о военнослужащих. Женщины, работавшие на фермах и фабриках, вновь уступали свои места мужчинам. Заводы переориентировались на выпуск гражданской продукции: автомобилей, бытовой техники и других потребительских товаров. На окраинах городов стали расти «спальные районы».
Идеи военной мобилизации, позволявшие осуществлять широкое вмешательство государства в экономические процессы, все больше уступали место консервативным взглядам в духе свободного рынка, опоры на индивидуальные права, сражения с коммунизмом и риторики свободы.
В первый год президентства Трумэн уволил из кабинета влиятельных идеологов «Нового курса», консерваторы заметно усилили свои позиции. Вместе с тем, программа, выдвинутая Трумэном в сентябре 1945 года, вобрала в себя многие законодательные инициативы либералов военных лет – национального медицинского страхования и создания первой в истории президентской комиссии по гражданским правам негров.
«6 сентября 1945 года я направил Конгрессу одно из самых важных посланий моей администрации… Это послание из 21 пункта положило начало „Справедливому курсу“, и 6 сентября 1945 года стало датой, которая символизирует для меня начало моего собственного управления президентской администрацией. Именно в этот день и этим посланием я впервые изложил детали программы либерализма и прогресса, которая должна была стать основой политики моей администрации», – заявлял Трумэн.
Это было одно из самых длинных посланий, которые президент США когда-либо направлял Конгрессу. «Оно содержало примерно 16 000 слов и было самым длинным с 1901 года, когда Теодор Рузвельт обратился к Конгрессу с посланием в 20 000 слов, – подчеркивал Трумэн. – Я не пытался передавать его лично, а разослал печатные копии всем членам палаты представителей и сената. Фактическое чтение послания осуществлялось клерками-чтецами в обеих палатах».
Одним из ключевых пунктов программы – революционным для США – стала рекомендация о подтверждении права на труд и создании условий для полной занятости. В течение следующих десяти недель Трумэн направил в Конгресс серию инициатив, которые касались медицинского страхования, национализации атомной энергетики, федеральной поддержки образования. При этом Трумэн не уставал петь дифирамбы свободному рынку и сокращению государственного регулирования.
В Соединенных Штатах неплохо понимали, что американская атомная бомба окажет серьезное воздействие на мышление советского руководства и на ее стремление создать собственное ядерное оружие.
Гарриман позднее размышлял о психологическом воздействии американской атомной бомбы на Москву: оно оказалось особенно сильным, поскольку пришлось на момент торжества советской военно-политической мощи, которая после долгих лет изоляции и войн, казалось, наконец-то обеспечила безопасность СССР на многие годы, создав необходимую «глубину обороны» по всему периметру страны. Ядерная бомба сразу девальвировала мощь Красной армии и оборонительное значение территориальных приращений, «возродив прежнее ощущение опасности».
Похожие мысли посещали советника-посланника английского посольства в МосквеФ.Робертса, который писал в Лондон: «Тень атомной бомбы омрачила наши отношения, и за каждым проявлением англо-американской солидарности, будь то Болгария или Румыния, правители Советского Союза, доселе уверенные в подавляющей мощи Красной армии, стали усматривать угрозу англо-американского блока, обладающего этим решающим оружием и потому способного не только лишить СССР плодов победы, но и создать угрозу его с таким трудом завоеванной безопасности».
Заместитель госсекретаря Дин Ачесон предупреждал президента Трумэна: «Столь сильное и озабоченное своей мощью государство, как советское, не может не прореагировать решительно на создавшуюся ситуацию. Оно должно и непременно будет направлять всю свою энергию для восстановления баланса сил, нарушенного этим открытием. Если мы сохраним политику исключения (СССР из сотрудничества по атомной теме – В.Н.), то они будут делать это в атмосфере подозрительности и враждебности, усугубляя все существующие между нами проблемы».
Даже само использование ядерного оружия против Японии не встречало полного понимания в ближайшем окружении Трумэна. Адмирал Леги писал: «По моему мнению, применение этого варварского оружия против Хиросимы и Нагасаки не оказало нам материальной помощи в войне против Японии. Японцы были уже разбиты и готовы капитулировать в результате эффективной морской блокады и успешной воздушной бомбежки с использованием обычного оружия».
И в Америке уже набирали силу антиядерное движение, в первых рядах которого окажется Альберт Эйнштейн. В реализации проекта «Манхэттен» Смит в его нашумевшем отчете отводил историческую роль письму, написанному Эйнштейном Рузвельту в 1939 году, чем немало смутил великого ученого.
С того дня в сознании людей Эйнштейн
