Валерий Елманов - Царская невеста
Вот только, к сожалению, ни один из них мне не подходил. Имелся во всех чертовски неприятный изъян – они долгоиграющие. Для внедрения в жизнь любого из них необходим не один день кропотливой работы, а кубок с синильной кислотой мне могут поднести сразу, в первые же минуты грядущего свидания.
Получалось, надо искать нечто эдакое из числа скорострельных, но чем дольше я ломал голову над этой животрепещущей для себя проблемой, тем больше заходил в тупик. Крутил-вертел и так и эдак, но ничего путного в мозгу так и не появилось. Пришлось махнуть рукой и в очередной раз положиться на судьбу – будь что будет.
Маршрут движения мне был достаточно известный – до Константино-Еленинской башни Кремля. Далее принять влево, в сторону подворья Угрешского монастыря, и, минуя неказистые, но увесистые толстые стены царских приказов, держать путь на высоченные купола Архангельского собора.
Встретили меня еще до подъезда к Ивановской площади. Встретили и с почетом проводили вплоть до самого крыльца здоровенных, вытянувшихся на сотню метров царских хором.
Иоанн принимал меня, разумеется, не в Грановитой палате и не в Золотой. Для этого я был слишком мелок, так что эти парадные покои мои молчаливые провожатые прошли стороной, ведя меня по каким-то хитроумным коридорчикам и резным галерейкам. По пути то и дело встречались небольшие лесенки, ведущие вниз-вверх, и спустя пару минут я окончательно потерялся – куда мы идем и в каком направлении.
Радовало лишь одно – по лесенкам мы преимущественно поднимались, а устроить филиал Пыточной избы на втором или третьем этаже, по-моему, не хватит фантазии даже у такого изобретателя, как Иоанн Мучитель. Наконец в одном из полутемных коридоров мы остановились, и встречающий нас властно протянул руку к ножнам моей сабли. Пришлось снять и отдать. Приняв ее от меня, он произнес одно-единственное слово, скосив глаза на голенище моего щегольского сапога из красного сафьяна:
– Засапожник?
Я вздохнул и в ответ виновато развел руками – мол, извини, старина, опять забыл дома. Встречающий чуточку поколебался, но затем, недовольно сморщившись, сам склонился и принялся тщательно ощупывать мои тощие икры. Стало быть, не доверяет мне царь-батюшка. А может, так принято поступать со всеми без исключения – кто ж знает. Чай, я не царедворец и в придворных обычаях дуб дубом.
Проверив и удовлетворившись произведенным осмотром, встречающий сделал пару мягких, вкрадчивых шагов ко мне за спину, да так проворно, что, когда я обернулся, его в коридоре уже не было. Куда делся – остается только догадываться. Впрочем, что мне до него – хватает забот поважней, и первая – обезопасить себя от пирожка с цианидом. Почему-то именно в этот момент я вдруг остро почувствовал, что он меня ждет. Нет, не царь – пирожок. Или курица. Или жареный тетерев. А может, просто вино. Без разницы. Главное, что без оригинальной начинки не обойдется. И что делать? Ох, думай, голова, пока думалку не отшибло.
Железная клетка, стоящая в дальнем, тупиковом углу коридорчика, бросилась мне в глаза совершенно случайно. Была она довольно-таки большой, чуть ли не в полтора метра высотой, да и в ширину составляла примерно столько же. Не иначе как содержалась в ней в свое время весьма крупная зверюга, причем хищная. Об этом наглядно свидетельствовал острый запах, которым на меня оттуда повеяло. Травки с корешками так не пахнут. Содержащееся в ней животное кормили явно чем-то мясным. Успокаивало только одно: в ней давно, во всяком случае, в ближайшие пару недель, никто не сидел – запах был не острым, а скорее застарело-затхлым. Ну и на том спасибо. Есть надежда, что эту забаву царь в отношении меня не применит.
И тут память кинулась от одной ассоциации к другой. Вначале припомнился Вальтер Скотт и его роман «Квентин Дорвард». Там ведь тоже говорилось о железной клетке, в которую французский король Людовик XI засадил одного из своих кардиналов по подозрению в измене. Затем в моем мозгу всплыл придворный астролог. Его Людовик все в том же романе приказал тайно умертвить после того, как он выйдет из его опочивальни, но вначале задал ему коварный вопрос, может ли его искусство открыть час собственной смерти. Ну и наконец, блестящий ответ астролога, заподозрившего неладное и хладнокровно заявившего, что он умрет ровно за двадцать четыре часа до смерти самого короля. Благодаря этой уловке король отменил свой приказ.
Ну и причудливы же порой у памяти пути-дорожки. Впрочем, я не сетовал на ее затейливые изгибы, наоборот – остался ей благодарен. Теперь я знал, что у меня есть шанс обезопасить себя. Насколько он велик? А тут уж все зависело от мастерства подачи.
Встречающий появился так же неожиданно, как и исчез. Полное впечатление, что вырос из стены, в которой растворился несколько минут назад. По-прежнему храня угрюмое молчание, он безмолвно распахнул передо мной низенькую дверь – господи, когда же на Руси перестанут делать входы для карликов?! – и я нырнул внутрь, повинуясь его приглашающему жесту.
Комната, в которой я оказался, чем-то напоминала келью. Наверное, убожеством обстановки. Стол, два деревянных кресла с высокими подлокотниками, с левой стороны широкая лавка, а в правом углу небольшой иконостас. С освещением тоже негусто – пяток светильничков, аккуратно прикрепленных на металлических держателях к стенам, зажженная лампадка перед образами и массивный подсвечник на пять свечей на столе, и все.
Спустя мгновение я понял, в чем главное сходство этой светлицы, которую правильнее было бы назвать, исходя из убогого освещения, полутемницей, с кельей. Человек, сидящий за столом, не просто был одет в рясу. Он еще и внимательно читал какие-то бумаги. Ни дать ни взять благочестивый монах, предающийся после скудной вечерней трапезы любимому занятию – заполнению хронографа, а напоследок, словно десерт, прочтению собственного творения.
Вид у человека был благообразен настолько, что невольно хотелось подойти и произнести сакральную фразу: «Благослови, отче». Это если не знать, сколько у сидящего лжемонаха за плечами преступлений. Я знал, хотя и примерно. Впрочем, точного количества своих жертв не ведал и он сам. Когда речь идет о десятках тысяч, то упомнить невозможно. Словом, подходить за благословением я не стал, ограничившись обычным поклоном и приветствием:
– Здрав буди, государь.
Иоанн не сразу поднял голову. То ли и впрямь зачитался, но, скорее всего, делал вид. Зачем? Спросите что-нибудь полегче. Как я понял, этот венценосец всю жизнь старался кого-то играть. И хорошо, если хоть иногда он брался за исполнение положительных ролей – нежного супруга, любящего отца, мудрого законодателя, храброго полководца, заботливого царя, пекущегося о благе своих подданных. Жаль только, что добродетельные маски ему очень быстро надоедали, и тогда он их менял, после чего и начинались его забавы, к некоторому недовольству подданных…
