Амеде Ашар - Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Рено немного отставал, но теперь его лошадь шла уже в нескольких шагах от лошади его друга. Он все время оборачивался, чтобы увидеть, какое расстояние отделяло его от всадников.
— Их всего шесть или восемь! Если бы не было мадемуазель де Сувини, какая была бы схватка! — прошептал он.
И он поскакал, все более замедляя шаг, все время увеличивая пространство между ним и г-ном де ла Герш.
Каркефу подстроился под него и шел на таком же расстоянии.
— Если я потеряю только одну или две ноги — это ничего, — сказал Каркефу.
Только что поднявшаяся луна осветила дорогу.
Вдруг г-н де Шофонтен схватил Каркефу за руку:
— Смотри! — сказал он.
И негнущимся пальцем указал на черный силуэт на дороге, который, кажется, увеличивался в размерах.
— Что это? — спросил Каркефу.
— Видишь, этот всадник мчится со скоростью ветра… Он достиг уже этого длинного тополя… Он прошел его!
— Да, я тоже заметил его… Господи! Какой он огромный!
— Если бы я не знал, что я убил сеньора Матеуса, я подумал бы, что мчащийся галопом черный человек — это он!
Каркефу насмерть перепугался:
— Если это не он, это его призрак!
Черный человек сделал ещё несколько скачков, затем его лошадь захрипела и рухнула. Она хотела несколько раз подняться снова, но падала. Черный всадник выхватил шпагу и проткнул несчастное животное. Страшные проклятия сорвались с его губ.
Два всадника проскакали мимо него.
— Прощай, призрак! — крикнул успокоенный Каркефу.
Имея лучших лошадей, Арман-Луи, Адриен и Доминик продвинулись далеко вперед. Бандиты рассыпались как стая куропаток: кто далеко, кто не очень, кто-то стоял вокруг всадника, у которого только что упала лошадь.
— Ты помнишь старую легенду о Горации…
Сказав это, Рено внезапно развернул лошадь, набросился на первого бандита и, преследуя его, проломил ему голову ударом пистолета. Второй хотел удрать, но его лошадь захрипела. Страшным ударом Рено сбросил его на землю, затем, прыгнув на всадника, приставил острие кинжала к его горлу.
— Я сохраню тебе жизнь, если ты ответишь на мой вопрос.
— Что вы хотите знать? — спросил бандит задыхаясь.
— Как зовут этого черного всадника, который возится там, на дороге?
Бандит слегка повернул голову:
— Тот, что злобно топочет ногами, держа обнаженную шпагу в руке?
— Да.
— Это наш лейтенант, сеньор Матеус Орископп.
— Матеус! Я его не убил?
— Ах, так это вы? — спросил всадник, которого Рено только что высвободил из своих рук. — Вы нанесли ему сокрушительный удар, но наш лейтенант всегда носит под камзолом жокейскую куртку их буйволовой кожи, поэтому ваше оружие только повредило ему ключицу и оглушило. придя в чувство, он не торопился подавать признаки жизни.
— Вот змея!
— Вы пощадили меня, и мой вам совет: не попадайте больше в руки сеньора Матеуса. Он обвинил вас во всех возможных преступлениях. Вас повесят без суда.
— Спасибо…
Итак, Петерс был отмщен. Рено уже узнал то, что он хотел узнать. Каркефу требовал только одного: бежать.
Они снова пустились в галоп и догнали Армана-Луи.
— Эта страна полна опасностей для нас, — сказал Рено.
— И воскресший Матеус Орископп преследует нас, — добавил Каркефу.
Адриен побледнела при упоминании этого имени.
— Не волнуйтесь, сударыня, — заметив это, сказал Рено. — Я обещал ему мой кинжал целиком, и он его получит.
Беглецы продолжали путь, до вечера никто их не потревожил. Но если их не преследовали, это не означало, что нечего было опасаться. Вполне вероятно, что сеньор Матеус раздобыл свежих лошадей и послал своих людей во всех направлениях, чтобы с наступлением нового дня попытаться задержать путников.
Рено и Арман-Луи ушли уже далеко за пределы Франции. Земли Фландрии были в подчинении Германского императора — имя и власть великого маршала империи были здесь почитаемы. Как чужестранцы, они должны избегать любого столкновения с законом.
Уже три или четыре часа пятеро всадников сбивали возможную погоню со следа, меняли дороги, и к утру они прибыли, наконец, к стенам какого-то большого города, над которым высился шпиль соборной колокольни.
Ворота только что открылись, и толпа крестьян и зеленщиков, ведущих впереди себя ослов, лошадей, повозки груженые овощами, запрудила дорогу и повалила в город по огромному земляному валу.
— Войдем с ними, — предложил Каркефу. — И мы узнаем, где мы. Да и вообще я всегда считал, что лучше прятаться в толпе, чем в пустыне. А в открытом поле нет деревца, которого я не принял бы за гонца.
— Пошли! — согласился Арман-Луи.
Г-н де ла Герш беспрестанно украдкой посматривал на м-ль де Сувини, которая выглядела вполне спокойной. Возможно ли, что её вырвали бы из его рук и, едва они покинули Францию, недруги насильно увезли бы её далеко от него? Разумеется, никто не сможет похитить её, пока он жив, но потом, что станется с ней потом, если его убьют?
Рено толкнул его локтем и молча указал пальцем на широкий каменный герб над городскими воротами, на котором были рельефно высечены две руки, стиснутые в дружеском рукопожатии. Это означало, что путники пришли в Антверпен.
— Быстро в порт! — не раздумывая предложил Арман-Луи, с чем все молча согласились.
Улочка вывела их к берегам Шельды — на реке было множество лодок и судов, столько же, сколько вверх, шло вниз по течению. У причалов всюду валялись бочки, ящики, тюки. Какой-то человек в тени писал на коленях.
Арман-Луи подошел к нему и вежливо спросил, не знает ли он судно, готовое к отплытию в Швецию.
— Вчера туда отправилось одно, в Стокгольм, — ответил человек.
— Вчера — это слишком рано, — сказал Каркефу.
— Еще одно через месяц, пойдет туда, в Торнео.
— Через месяц — это слишком поздно, — сказал Рено.
В конце концов они выяснили, что никакое судно не отправится в северном направлении раньше, чем через восемь дней.
Рено предложил покинуть город и продвигаться вперед до тех пор, пока лошади смогут нести их, затем заменить их по дороге, купить других и таким образом добраться до Роттердама.
Арман-Луи посмотрел на Адриен.
Она сделала усилие, чтобы подняться, побледнела и вновь опустилась на свое место. Жара, длительные скачки, подобные последней, жуткие сцены схваток, при которых она присутствовала, измучили её.
— Оставьте меня.., — сказала она. — Я — ваша опасность… Ваша погибель. Когда я останусь одна, я найду себе пристанище, которое какая-нибудь милосердная душа предоставила бы мне…
Она ещё не закончила говорить, как г-н де ла Герш бросился к её ногам с тревогой в глазах, мольбой на устах.
