Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
Теперь, возвращаясь к перерванной нити моего повествования, скажу, что между тем как мы помянутым образом в первые дни пребывания у нас князя занимались театрами и угощениями и князь разъезжал по ближним к Богородицку местам за охотою, сей негодный человек ковал наизлейшие против меня ковы, и устроял самую адскую к повреждению меня машину, и нарочно для того не поехал вместе с князем к нам, а остался на несколько дней будто бы дома; но вместо того, все сии дни употребил на разнюхивание по волости о таких местах, где не было или по крайней мере не приметны были зайцы. И как скоро все к произведению своего замысла устроил, то помянутым образом и прискакал к нам в Богородицк и с обыкновенным своим смешным бормотаньем убедил князя ехать наутрие с собаками своими в помянутое место, уверяя его, что там найдет бессомненное множество зайцев.
Я, ничего не зная и не ведая о всех вышеупомяпутых происшествиях, о которых узнал я уже после, и не воображая себе нимало, что над главою моею всходила мрачная туча с страшною бурею и грозою, спокойно проводил князя, отъезжавшего почти с светом вдруг на охоту, с обыкновенным пожеланием, чтоб ему поле было удачно, а сам стал помышлять о том, чем бы занять в сей день княгиню, и уговорил жену г. Арсенева пригласить ее к себе, которую она и удостоила своим посещением.
Как то место, куда они тогда поехали, отстояло от Богородицка более, нежели за 20–ть верст, то было уже ночью как они возвратились с поля и прискакали к нам в темноте, в Богородицк. И что ж воспоследовало и какая неожидаемая сцена! Князь не успел войтить в комнаты, как опрокинулся на меня, как лютейший зверь и не только заорал во все горло, изливая на меня свой княжеской гнев, но и начал даже оскорблять такими словами, которые ни с характером его, ни с моим и ни с каким разумом не были сообразны. Я оцепенел даже от изумления, увидев и услышав такую неожидаемость, и не знал чем бы таким я проступился и чем заслужил от сего молодого барыча такой гнев, какого не можно бы ожидать ж от самого государя за важное и государственное какое преступление! Но удивление мое еще несказанно увеличилось, когда услышал я тому и причину и узнал, в чем состояла вся тяжкая вина моя, заслуживающая гнев толикой. Все дело в том только состояло, что он ездил в сей день несчастливо и его поле было неудачно, и он не несколько десятков, а только два или три зайца затравил, и по несчастию лишился своей любимой собаки, убившейся как–то до смерти, что его наиболее и взбесило.
— «Я тебе именно и накрепко приказывал (говорил или паче ревел он), чтоб разослал ты везде солдат и велел накрепко беречь зайцев и всем старостам накрепко подтвердить, чтоб никого ездить не пускали, а ты этого не сделал, приказания моего не исполнил! и волость вся выезжена и зайцев нет ни одного, все вытравлены! возможло ли!… как мог ты отважиться сего не исполнить!….»
— Все это исполнено! (отвечал я с хладнокровием возможным), и я не думаю, чтоб кто ездил; а что зайцев нет или мало, за то я ручаться и ответствовать не могу».
— «Ты говоришь: исполнил! (заревел опять князь), а я тебе сказываю, что нет…. нет…. нет!…. Я расспрашивал сам старосту той деревни, и сам своими ушами от него слышал, что вчерась же какие–то у них охотники ездили и все места вытравили, и что к ним ни присылки от тебя никакой не было, ни приказания никакого они не слыхали, слышишь ли?»
— Чудно для меня это и непостижимо! (сказал я, пожав плечами), я не знаю, где вы ездили и были; а что солдата там не случилось, это легко статься может; ибо солдат у меня не так много, чтоб их во все деревни стало, и может быть посланный солдат был в сие вредя в другой деревне. А чтоб присылки никуда не было и приказаний не слыхали, — это для меня непонятно, потому что я сам лично, и всем до единого старостам и начальникам, и не однажды, а несколько раз приказывал и подтверждал накрепко.
— «Ты говоришь: приказывал! (заревел еще пуще того князь), а я тебе говорю, что нет!…. нет!….. нет!…. и слышишь, сам староста…. староста той самой деревни, мне — мне самому сказывал! — Но я ужо вас! я!…. я!…. я!…. научу уже себя знать и исполнять мои повеления!…. пошел, сударь, с глаз моих долой!….»
Кровь моя хотя вся, как в котле, в сию минуту кипела, а особливо я увидел, что все прихлебатели его, отварочиваясь, улыбались и смеялись и у всех радость и удовольствие на глазах была написана, и все, так сказать, моему незгодью мысленно и душевно радовались. Но никто меня так не удивил и досаден не был, как делающий то же самое и помянутой Темешов вместе с судьею нашим Арсеньевым, от которых я сего никак не ожидал. Но совсем тем я имел в критические минуты сия столько терпения и столько философического хладнокровия, что, ведая из опытности, что дальнейшими оправданиями подожжешь только более пламень гнева, а ничего не сделаешь, за лучшее признал обуздать стремительство ума и сердца, и не дав языку более воли говорить, замолчал и пошел действительно вон для обстоятельнейшего разведывания обо всем происходившем на поле.
Все ненавистники мои въявь тогда надо мною восторжествовали и ни один из них не сомневался, что достиг до желаемого, что не перенесу я никак такого оскорбления и обиды, и что в тот же еще вечер или на другой день подам бумагу и буду проситься в отставку. Каждый из них, будучи в том уверен, помышлял уже проситься на мое место; и не успел я выттить вон, как все стали перешептываться, смеяться, поджигать князя еще более и к нему подольщаться раболепнейшим образом, оправдывая его справедливый гнев и меня обвиняя, ласкаться несомненною надеждою в получении своих желаний.
Но, по несчастию их, напали они не на такого человека, я в мнениях и заключениях своих обо мне крайне ошиблись. К несчастию их, находился я, как уже прежде упоминал, в молодости моей несколько лет в команде еще гораздо вздорнейшего и вспыльчивейшего генерала и такие пыли не только видал, но так к ним привык, что не только научился их с хладнокровием, но и способам преодолевать оные. А сия практика и опытность помогла мне и сей случай с таким терпением и хладнокровием перенесть, что они, услышав, что меня все сие очень мало трогало и я никакого дальнего смущения и беспокойства не изъявлял, пожимали только плечами от удивления и изумления, и не знали что обо мне заключить и каким почесть меня человеком.
Но я, дав им волю судить обо мне как хотят, и смеючись внутренне глупости и сумасбродству князя, пошел с досадою на таковую неожидаемость в канцелярию свою, чтоб расспросить и распроведать о том подробнее от ездивших с князем в сей день на охоту. И теперь подивитесь промыслу Господню и тому, как оный спасает невинность, ежели ему то угодно, и чему тогдашний мой пример служит наияснейшим доказательством.
