Бернард Корнуэлл - Хроники Артура
Вновь сшиблись щиты. И вновь мы били копьями и рубились мечами, и вновь мы напирали друг на друга изо всех сил. Сакс, оказавшийся напротив меня, бросил копье и теперь пытался пропихнуть короткий нож мне под ребра. Нож кольчугу не брал; противник мой всхрапывал, и давил, и скрипел зубами, и ввинчивал лезвие в железные кольца. В такой тесноте опустить правую руку и перехватить его запястье я не мог, так что я просто-напросто стукнул его по шлему рукоятью Хьюэлбейна и продолжал колотить что есть мочи, пока он не рухнул мне под ноги, и я наступил на него сапогом. Сакс все еще пытался полоснуть меня ножом, но из-за моей спины его ткнули копьем, а затем двинули меня щитом сзади, выталкивая на врага. Слева от меня какой-то саксонский герой колотил направо и налево топором, яростно прорубая проход в нашей стене, но вот его опрокинули древком копья, и с полдюжины воинов набросились на упавшего с мечами и копьями. Он испустил дух среди тел своих жертв.
Кердик разъезжал туда-сюда вдоль строя, покрикивая на своих людей: налегайте, убивайте! Я окликнул его, призывая спешиться и сразиться, как подобает мужчине, но он либо не услышал меня, либо пропустил насмешки мимо ушей. Вместо того он пришпорил коня и понесся на юг, туда, где Артур бился рядом с Саграмором. Артур вовремя заметил, как тяжко приходится Саграморовым воинам, провел своих всадников позади боевого порядка на помощь нумидийцу, и теперь наша кавалерия вклинивалась в людское месиво и била врагов длинными копьями через головы первого ряда. Был там и Мордред; после люди говорили, что сражался он как демон. Ну да наш король в бою никогда не испытывал недостатка в брутальной доблести: недоставало ему лишь здравого смысла и порядочности в обыденной жизни. Верхом Мордред воевать не привык, так что он спешился и занял место в первом ряду. Позже я видел его; он был весь в крови — в чужой, не могу не отметить. Гвиневера заняла место позади нашего строя. Она приглядела себе брошенного Мордредом коня, вскочила на него и теперь пускала стрелы с седла. На моих глазах одна из них воткнулась в Кердиков щит и застряла в нем, мелко подрагивая, но вождь смахнул стрелу словно муху.
Эта вторая сшибка щитов завершилась полным изнеможением. Наступил момент, когда мы умаялись так, что и меча не поднять; устало навалившись на вражеский щит, мы лишь выкрикивали оскорбления через верхний край. То и дело кто-нибудь находил в себе силы поднять топор или ткнуть копьем, и на краткое мгновение битвенная ярость вспыхивала вновь, но тут же и гасла: щиты словно поглощали ее в себя. Все истекали кровью, во рту пересохло, на теле живого места не осталось, и когда враг отступил, мы были благодарны за передышку.
Мы тоже отошли назад, оставляя груду мертвецов там, где столкнулись щитовые стены, унося своих раненых с собой. Среди наших погибших нашлось несколько, чьи лбы были отмечены прикосновением раскаленного наконечника копья: клеймо означало, что эти люди в прошлом году примкнули к Ланселотову бунту, однако теперь они отдали жизнь за Артура. Я отыскал Борса: он лежал раненый — дрожал крупной дрожью и жаловался на холод. Живот у него был вспорот: я приподнял беднягу, и внутренности вывалились наружу. Борс тихо охнул, когда я вновь уложил его на землю и сказал ему, что в Ином мире его ждут полыхающие костры и добрая компания и мед льется рекой; он крепко стиснул мою левую руку, а я одним быстрым движением Хьюэлбейна перерезал ему горло. Среди мертвецов ползал вслепую какой-то несчастный сакс, с губ его капала кровь; Исса подобрал валяющийся топор и перерубил ему позвоночник. Одного из моих юнцов вывернуло наизнанку, он зашатался, но приятель подхватил его и поддержал, не давая упасть. Юнец плакал, потому что наложил в штаны и ему было стыдно; ну да он был не один такой. Над полем стояла вонь: разило испражнениями и кровью.
Люди Эллы далеко за нами образовали крепкую щитовую стену спинами к реке. Воины Тевдрика выстроились напротив, но довольствовались уже тем, что не дают саксам стронуться с места: вступать в бой христиане не спешили, ибо нет опаснее врага, загнанного в угол. Но Кердик и теперь не бросил своего союзника. Он все еще надеялся, что сумеет прорваться сквозь Артуровых копейщиков, воссоединится с Эллой, а затем ударит на север и расколет наше войско надвое. Две попытки закончились ничем, но теперь он собрал остатки своей армии для последнего, решающего удара. У него еще оставались свежие силы, в том числе наемные воины из франкской армии Хлодвига, и Кердик поставил этих бойцов в первый ряд. Мы наблюдали, как колдуны разглагольствуют перед ними, а затем, обернувшись, осыпают проклятиями нас. Эту атаку торопить не будут. Нужды нет: день только начинается, до полудня еще далеко, у Кердика время есть, он вполне может позволить своим отрядам подкрепиться, и выпить, и как следует подготовиться. Глухо зарокотал боевой барабан: по флангам выстраивались все новые саксы, некоторые — с псами на привязи. Мы же с ног валились от усталости. Я послал людей к реке за водой, и мы напились, жадно глотая живительную влагу из шлемов погибших. Ко мне подъехал Артур и поморщился, видя, в каком я состоянии.
— Ты сдержишь их в третий раз? — спросил он.
— Придется, господин, — отозвался я, хотя задача была не из простых. Мы потеряли десятки людей, стена получится неплотная. Наши копья и мечи затупились, точильных камней у нас раз, два — и обчелся, а враг располагает свежими силами и оружие заточено в лучшем виде. Артур соскользнул со спины Лламрей, перебросил поводья Хигвидду, а затем прошелся вместе со мной к беспорядочным завалам трупов. Кого-то он знал по имени; он хмурился при виде мертвых юнцов, которые и пожить-то как следует не успели, а уже столкнулись лицом к лицу с врагом. Артур наклонился, провел пальцем по лбу Борса, зашагал дальше, замешкался рядом с саксом, изо рта которого торчала стрела. Мне показалось, он вот-вот заговорит, но он просто улыбнулся. Он знал, что Гвиневера сражается бок о бок с моими людьми; более того, наверняка видел ее верхом, видел и ее знамя, что ныне реяло рядом с моим звездным стягом. Артур вновь глянул на стрелу, и лицо его озарилось счастьем. Он коснулся моей руки и повел меня назад к моим людям — те сидели на земле или стояли, опершись на копья.
Какой-то сакс из числа Кердиковых воинов узнал Артура и теперь вышел из строя на широкое пространство между армиями и прокричал ему вызов. То был Лиова, тот самый мастер мечевого боя, с которым я дрался в Тунресли. Он обозвал Артура трусом и бабой. Я переводить не стал, да Артур меня и не просил. Лиова вальяжно подошел ближе. Он был без щита и доспехов, даже без шлема, только при мече, да и того из ножен не вытащил, словно давая понять, что нисколько нас не боится. Я различал шрам на его щеке, и у меня руки чесались развернуться и украсить его шрамом посерьезнее — шрамом, что сведет его в могилу, но Артур меня удержал.
— Пусть его, — проговорил он.
А Лиова между тем продолжал нас подзуживать. Он жеманничал, как женщина, — дескать, вот мы кто такие! — и поворачивался спиной к нашему строю, словно приглашая желающих выйти и напасть на него. Но никто так и не двинулся с места. Лиова вновь оборотился к нам, покачал головой, сокрушаясь о нашей трусости, и принялся расхаживать туда-сюда мимо нагромождений мертвых тел. Саксы подбадривали его ликующими воплями, мои люди наблюдали молча. Я передал по рядам из конца в конец, что это Кердиков защитник, он опасен и лучше с ним не связываться. Нашим людям досадно было видеть, как наглец выхваляется, но все понимали: разумнее оставить Лиову в покое до поры до времени, нежели дать ему шанс унизить кого-то из наших усталых копейщиков. Артур попытался ободрить нас: он вскочил на Лламрей и, не обращая внимания на насмешки Лиовы, промчался галопом вдоль завалов трупов. Он разогнал голых саксонских колдунов, затем выхватил Экскалибур и проскакал под самым носом у саксов, гордо выставляя напоказ белый плюмаж шлема и запятнанный кровью плащ. Щит с алым крестом блестел под солнцем; при виде всадника мои люди разразились приветственными возгласами. Саксы отпрянули назад, а беспомощному Лиове оставалось лишь глотать пыль из-под копыт да честить Артура женовидным мужем. Артур развернул кобылу и направил ее обратно ко мне. Его жест подразумевал, что Лиова — недостойный враг, и, надо думать, гордость саксонского поединщика была уязвлена не на шутку, потому что он подошел к нашему строю еще ближе, высматривая противника.
Лиова замешкался у груды трупов. Шагнул в лужу крови, вытащил из-под тел брошенный щит. Поднял его повыше, чтобы мы все хорошо разглядели орла Повиса. Убедившись, что мы узнали герб, он швырнул щит наземь, приспустил штаны и помочился на повисский символ. Затем направил струю чуть в сторону, на мертвого хозяина щита.
Такого оскорбления Кунеглас не стерпел. Он яростно взревел и выбежал из строя.
