Краткая история Латинской Америки - Джон Чарльз Частин
Победная стратегия патриотов: нативизм
В конце концов движение за независимость инициировало не эксплуатируемое большинство, как можно было бы ожидать. Радикальные доктрины, то же республиканство, не слишком привлекали консервативных сельских жителей, едва ли знакомых с подобными идеями. Более того, креольских лидеров в основном не интересовала ни помощь простому народу, ни возможность сделать колониальное общество более эгалитарным. Они просто хотели править сами. Мексиканских и перуанских креолов беспокоила потеря контроля над коренными крестьянами, почти поголовно проявившими ужасающую склонность к восстаниям. Мексиканские креолы в ужасе отступали, едва взглянув на толпу оборванцев Идальго, а перуанские, помня о Тупаке Амару II, предпочитали вообще не играть с независимостью. С другой стороны, венесуэльские и аргентинские креолы проявили большую уверенность в своей способности держать тигра за хвост, но для этого им пришлось обратиться к «народу». Креолов было слишком мало, чтобы завоевать независимость без помощи снизу.
Победной стратегией для них стал нативизм. Он прославлял американскую идентичность, определяемую местом рождения, – едва ли не единственным, что креолы разделяли с коренными народами, людьми смешанной крови и даже детьми африканских рабов. «Американо» было ключевым словом для нативистов, практически лозунгом. От Мексики до Бразилии и Аргентины патриоты называли своими уроженцев Америки и врагами – всех, кто родился в Испании или Португалии.
Нативизм давал немало преимуществ. «Американос» легко и удобно сочеталось с многоцветным населением Испанской Америки и Бразилии, противопоставляя его европейцам, и к тому же вызывало сильные эмоции. В основе нативистских настроений всегда лежит негодование в адрес иностранцев и иностранного влияния. Недовольство идеей колониальной неполноценности и ее олицетворением – живущими рядом испанцами и португальцами, в одночасье ставшими для местных уроженцев иностранцами, – распространилось на всех социальных уровнях. Наконец, нативизм очевидным образом связал оружие с либеральной идеологией. «Кто должен управлять? Люди! А кто такие люди? Американос!» Ни один патриот не мог игнорировать риторический призыв нативизма, и все рано или поздно использовали его.
Для того чтобы привлечь как можно больше сторонников, во время войны определение «американос» должно было быть максимально широким. Однако среди лидеров революции немногие действительно стремились к социальному равенству. Большинство из них хотели, чтобы народ просто завоевал независимость, оставив социальную иерархию более или менее нетронутой: при сохранении прежней иерархии креолы могли рассчитывать стать лидерами развивающихся суверенных наций.
Независимость Бразилии хорошо показывает, как это работало. Пока Испанская Америка переживала военные потрясения и всплеск политической активности, Бразилия под властью Жуана VI жила относительно спокойно. Конечно, не обходилось и без некоторого недовольства. Держать королевский двор в Рио-де-Жанейро было дорого, и как только схлынула новизна, это стало заметно. На южной границе началась разорительная и непопулярная война с испаноязычными соседями. К тому же король уступил давлению Великобритании и издал закон, ограничивающий работорговлю, что разозлило рабовладельцев, пусть ограничения были и не слишком эффективными. Когда-то англичане принадлежали к числу самых агрессивных работорговцев, но позже правительство отказалось от этой практики и заставило другие страны сделать так же. Такая политика была как ответом на антирабовладельческие настроения, так и попыткой расширить рынок для британских товаров за счет превращения рабов в потребителей.
Иностранцы, особенно французы и англичане, с 1808 года стекались в бразильские порты, пользуясь преимуществами свободной торговли, привнося либеральные настроения и стимулируя политическое брожение. В 1817 произошел взрыв в крупной северо-восточной провинции Пернамбуку: попытка либеральной революции, более заметной и значимой, чем любая из предыдущих. В течение нескольких бурных недель повстанцы провозгласили республику, составили конституцию и назвали друг друга патриотами, демонстрируя влияние политических идей своего времени. Теоретически к этому либеральному республиканству могло бы присоединиться подавляющее большинство бразильцев, но либерализм был все еще слишком новым и чуждым, чтобы приобрести массовую поддержку. Так что спустя несколько недель мятеж был без лишнего труда подавлен войсками Жуана.
1820 год приблизил Бразилию к независимости. После поражения Наполеона Португалия захотела вернуть своего короля в Лиссабон, и кортесы – законодательное собрание – принялись настаивать на возвращении Жуана. Особенно они были недовольны декретом от 1815 года, который повысил статус Бразилии до королевства: он сделал Бразилию и Португалию юридически равными, а Жуана – королем обеих стран. Давнее стремление Бразилии наконец было удовлетворено, но кортесы хотели снова низвести ее до колонии. Жуан вернулся в Лиссабон в 1821, оставив сына, принца Педру, в Рио. В этот час пугающе неопределенного равновесия провинции Бразилии создали либеральные хунты и направили своих представителей в Лиссабон, минуя Рио. Столкнувшись одновременно с угрозой реколонизации и потери контроля над провинциями, бразильская элита Рио-де-Жанейро развернула знамя нативизма и народного суверенитета.
К 1822 коренная элита Рио сформировала Бразильскую партию, утверждавшую, что представляет бразильский народ в борьбе с португальской реколонизацией. Определяя «бразильский народ» как «всех, рожденных в Бразилии» (кроме рабов), Бразильская партия включила в их число и португальцев. Ценнейший новообращенный нашелся в лице самого принца Педру, родившегося в Португалии. Жуан предвидел такой поворот событий, так что Педру, по крайней мере отчасти, был к нему готов: если принц сам объявит Бразилию независимой, останутся высокие шансы сохранить монархию, и Бразилия, как минимум, сможет остаться под рукой королевской семьи Браганса. Когда португальское собрание потребовало, чтобы Педру тоже вернулся в Португалию, принц с балкона дворца публично заявил об отказе, и жители Рио устроили по этому поводу невероятный карнавал на городских площадях. К концу года Педру официально объявил Бразилию независимой конституционной монархией с собой во главе и призвал представителей суверенного народа Бразилии написать конституцию. Горстка португальских гарнизонов на севере и юге отказалась признать независимость, но все они были разгромлены или отозваны в течение нескольких месяцев. Педру даже не потребовалась военная мобилизация, которая оказалась столь рискованной для испано-американских элит и которая, несомненно, поставила бы под угрозу институт рабства, поскольку в Бразилии половина потенциальных бойцов были рабами.
К концу 1823 года Бразильская партия достигла своей цели: сделала Бразилию независимой, сохранив при этом социальную иерархию с рабовладельческой элитой у власти. Даже провинции, совсем недавно сформировавшие собственные либеральные хунты, согласились с утверждением, что принц Педру – ныне Педру I, император Бразилии, – олицетворяет идею бразильского патриотизма. Император же обещал конституцию! Впереди их ожидало разочарование, но сейчас, в этот миг, клонирование легитимной монархии обеспечило Бразилии политическое единство, которое резко контрастировало с положением в Испанской Америке.
Патриотические победы в испанской Америке, 1815–1825 гг
К 1815 году испано-американские нативисты вновь набрали силу. К тому времени Наполеон потерпел поражение в битве при
