Александр Барышников - Клад Соловья-Разбойника
Ранним утром следующего: дня гледенскому воеводе Василию Нырку доложили, что новгородцы, похоже, решились все-таки прорваться мимо крепости. Воевода, почивавший в своей холостяцкой горнице, быстро оделся и решительно отдал давно обдуманные распоряжения. Вскоре все гледенские лодки выплыли на сухонский простор. Население городка, включая башенных дозорщиков, высыпало на берег. Все ожидали речной битвы и нетерпеливо вглядывались в утреннюю дымку, затянувшую верхний плёс легкой пеленой.
Вот сквозь эту пелену смутно прорезались очертания идущих широкой цепью осанистых посудин, туго набитых спокойными, неподвижно сидящими воинами.
— Смелы! — насмешливо сказал востроглазый Бессон и сладко потянулся спросонья. — Ничего, — ответили из толпы. — Сейчас воевода их пошевелит.
Густой цепью перегородили сухонский стрежень лодки гледенцев, гребцы, подрабатывая веслами, удерживали их на месте, воины приготовили луки и копья.
А спустившиеся по Югу-реке новгородцы затаились в прибрежных кустах под стенами крепости. Небольшой отряд во главе: с Якуней, никого не встретив, проник внутрь, нужно было выручать полоненного Мураша.
Больше всех старался Глебушка, он бегал среди строений и негромко звал своего бывшего содозорщика. Хотелось парню хотя бы после времени убедить этого засоню-горлодера в пользе служебного рвенья-раденья.
Мураша нашли в какой-то пыльной клети, где он безмятежно спал на куче слежавшейся соломы. Рядом с ним притулился скуластый оборванный парень с иссиня-черными нечесаными волосами. Разбираться было некогда, обоих пленников вывели наружу и отправили к ушкуям:
Воевода Василий Нырок, наслышанный о быстроходности новгородских ушкуйных ватаг, видел, что нынешние его супостаты двигаются очень медленно. Боятся, подумал он, и дал команду к наступлению. Гребцы яростно замахали веслами, лодки, преодолевая речной напор, тяжело двинулись вверх по течению. Неподвижность новгородских ратников все более: смущала гледенского воеводу, нехорошее предчувствие невольно шевельнулось в душе его.
В это время крепость, подожженная сразу во многих местах, запылала жарким пламенем.
— Горит! — крикнул кто-то на берегу, все разом обернулись и сокрушенно ахнули — казалось, прямо из этого адского пламени хлынули, на безоружных людей свирепые воины. Это было последнее, что стоявшие на берегу гледенские мужчины видели в своей жизни — вскоре их безмолвные тела вповалку лежали на этом обагренном кровью берегу, а обезумевшие от ужаса и горя женщины без памяти метались по прибрежному песку.
— Горит! — разом крикнули несколько гребцов. Весла замерли на полувзмахе, все взоры устремились в сторону разгорающегося пожара, течение подхватило лодки и понесло их к песчаному мысу, из-за которого стремительно вылетали новгородские ушкуи.
В груди у воеводы Василия полыхнуло смертным холодом, в глазах сначала потемнело, а после прояснило настолько, что он отчетливо разглядел потешные плоты с плетеными бортами и чурбаки с прилаженными жердями и палками.
— Разворачивай! — закричал воевода, лодки поспешно развернулись, и тут же плоты, ведомые опытными, кормщиками, развернулись тоже, встали боком к неприятелю, из-за ряженых чурбаков поднялись новгородские воины и взяли наизготовку тугие луки. Плоты, влекомые течением, и подгоняемые веслами легкие ушкуи, как две челюсти исполинского зверя, неотвратимо и безжалостно сжимались.
— Бей по кожаным лодкам! — догадался скомандовать воевода Василий.
Приободрившись, гледенцы выпустили тучу стрел, но те со звоном отскакивали от туго натянутых ушкуйных бортов.
— У нехристей новгородских и ладьи заговоренные, — сказал кто-то, и слова эти вселили неуемный страх в сердца воинов.
— Эй, псы волховские! — в бессильной ярости крикнул воевода Василий.
— Будьте вы прокляты! Гореть вам в геенне огненной за дела ваши!
Помело, бывший в одном со Светобором ушкуе, натянул тугой лук, но Оветобор остановил его.
— Воеводу ихнего взять живьем, — приказал он. — И еще пару-тройку, чтоб ему не так тошно было. Расправившись с гледенской ратью, новгородцы пристали к песчаному мысу в устье Юга-реки. Поодаль, против крепости, выли и причитали над порубленными гледенцами немногочисленные здешние женщины. Бесноватая расхристанная старуха бежала оттуда по песку, вздымала худые руки и вопила проклятья вперемешку с ругательствами.
— Заверните, — пробурчал Светобор, несколько воинов бросились навстречу старухе, тычками и затрещинами погнали ее прочь. Све тобор подошел к воеводе Василию, который стоял у самой воды с тремя уцелевшими гледенцами.
— Псами нас называешь, — угрюмо сказал Светобор. — Правда твоя. Уж кому-кому, а шавке вроде тебя глотку перехватить немудрена наука. Ты почто замкнул нам дорогу? По милости твоей полторы седьмицы потеряли — это на своей-то земле! Забыл, кто в здешних местах хозяин?
— Молод еще судить о том, — дерзко огрызнулся воевода Василий.
— Отвечай, когда спрашивают! — с угрозой потребовал Светобор.
— Люди мы подневольные, — со вздохом сказал один из гледенцев. — Нам указано, мы делаем.
— Молчи! — крикнул воевода Василий.
— Кем указано? — настойчиво спросил Светобор, но гледенец опустил голову, вздыхал да переминался с ноги на ногу.
— Так вот вам мой сказ, — молвил Светобор сурово. — Ступайте к своему указчику да передайте слово новгородское: испокон веку югричи платили дань Господину Великому Новгороду, так было, так есть, так будет всегда. Завтра построите семь крепостей, — значит, послезавтра будет семь таких пожаров, семь таких побоищ и семь ваших воинских позоров. У псов новгородских клыки железные — берегитесь! Все, ступайте прочь!
Воевода Василий, сцепив зубы, понуро поплелся по берегу, двоегледенцев двинулись следом. Третий, матерый, с большой, впроседь, бородой, остался на месте.
— Прочь, я сказал! — повысил голос Светобор.
— Дозволь слово молвить, — спокойно прогудел гледенец. — Не гони.
Мне с воеводой нашим одну дорожку топтать и прежде наскучило, а теперь и вовсе не по сердцу.
— Почему же?
— Пойдет он сейчас в землю Низовскую докладывать все великому князю Всеволоду Георгиевичу. А мне в те края идти ох как не хочется, мне здешние места больше глянутся. Возьми с собой, пригожусь.
— Он! — забасил вдруг вывернувшийся из-за спин Мураш. — Он в полон меня взял, в крепость утащил. Дозволь, воевода, голову снесу супостату!
— Охолони! — оборвал его Светобор-. — Ты хотел два гриба на ложку:
спать средь дозора и служить без позора? Ратничек!
