Амеде Ашар - Золотое руно
15. Сражение
Накануне орудия вели пальбу почти без перерыва, осыпая левый берег Рааба градом ядер. Огонь продолжался и ночью. С рассветом он только усилился.
— Ну, как музыка? — поинтересовался Коклико, обращаясь к Угренку. — Значит скоро начнутся танцы…
Коклико был в ударе.
— Видишь, — говорил он Угренку, — вон там тех, что гарцуют на кудрявых лошаденках? Это татары. У них, знаешь, стрелы, как у всадников на картинках из старых книжек… А те вот, черные черти, что кривляются и ревут во всю глотку — это негры. Говорят, они пришли из Эфиопии и — тьфу, гадость! — говорят, что они любят поедать жареных христиан. Тебе, брат, хватило бы лишь на закуску. А ещё вон, видишь, тех, что в красных, зеленых и желтых куртках? Это китайцы. Говорят, они живут в стране, окруженной четырьмя стенами, как дом. Теперь смотри, видишь целый лес пик? Это сарацины. Они сначала режут уши, а уж потом рубят врагам головы. Вообще же все эти арабы, черкесы, персы, пираты и прочий сброд — все это бандиты, и не больше. Сам сатана смеется, когда их видит.
Тут страшный раскат грома прервал его слова. Четырнадцать пушек, установленных турками в центре дуги, которую описывал Рааб, внезапно начали залповый обстрел христианского берега, прокладывая целые траншеи в рядах германских солдат. Тем временем незаметно переправившийся через реку отряд янычар с дикими криками кинулся на противника в центре. Стоявшие там солдаты баденского маркграфа пришли в смятение и побежали, бросив вверенные им позиции.
Это сильно приободрило турок. Их передовые отряды, стоявшие у реки, огромной массой бросились переправляться через реку, кто вплавь, а кто по-двое на лошадях. Стремительная атака турок ошеломила имперские полки. В центре янычары побросали ружья и рубились саблями. На флангах африканские наемники делали то же верхом на лошадях. Монтекюкюлли послал было в центр помощь со своего правого фланга, но эффект от неё был ничтожен. Центр был окончательно прорван. Янычары, гоня перед собой толпу удиравших от них солдат, заняли деревню Гроссдорф. Казалось, поражение было полным. Кавалеристы, видя огромное число обезглавленных тел, не решались внять призывам графа Голлаха идти в атаку и топтались на месте. Лишь кучка офицеров, таявшая на глазах, ещё пыталась совершить невозможное, рубясь с турками. Но и она была обречена.
В результате армия христиан была разрезана надвое. В её центре хозяйничали янычары. Великий визирь уже послал гонцов в Константинополь с донесением султану о победе. Но тут случилось неожиданное. Легкая победа в центре привела турок в неистовство. Они занялись грабежом, мародерством и добиванием раненых. Сражение перешло в бойню, а дисциплина среди нападавших исчезла. Этим немедленно воспользовались Монтекюкюлли и Колиньи. На помощь центру были двинуты полки с флангов. Увидев сильную подмогу, бежавшие остановились. Все вместе — французы, немцы, шведы, лотарингцы — ударили по растерявшемуся противнику. Турки дрогну и и беспорядочно побежали назад. Вскоре союзники вошли в Гроссдорф. Здесь турки опомнились и попытались сопротивляться. Шла борьба за каждый дом, в котором раздавался треск не только выстрелов, но и ломающихся дверей. Обе стороны вошли в раж. Сдававшихся или раненых не щадили — их закалывали.
В одном большом доме в конце деревни прочно закрепились янычары. Они защищались отчаянно. Тот, кто шел на них приступом, падал мертвым. Турки засели в доме, как в крепости. Коклико с Угренком оказались возле этого дома. Пока Коклико раздумывал, как д браться до турок, они сами подстегнули его на решение. Пуля задела голову Угренка. Показалась кровь, Коклико в страхе бросился к нему, но вскоре убедился, что это была лишь царапина.
— А, разбойники! — вскричал он. — Вы мне заплатите за страх.
Он бросился к горевшему рядом дому, выхватил из него пылающую головню, вернулся к первому дому, влез по решетке его ограды наверх и воткнул головню под соломенную крышу. Она быстро занялась, и через пять минут весь дом был охвачен огнем сверху донизу
Янычары забегали внутри, как черти в аду, но на крики «Сдавайтесь!» отвечали только ругательствами. Все же наступил момент, когда в доме оставаться уже было нельзя. Отворилась дверь, и кучка черных от дыма людей, окровавленных и обезображенных, бросилась на штыки и сабли осаждавших. Вскоре никого из гарнизона этой крепости в живых уже не оставалось
Гроссдорф была возвращена, но конец боя был ещё далеко. Выбив турок из деревни, Монтестрюк с Коклико и Угренком выехал на пригорок, с которого был виден противоположный берег Рааба. Собственно, берег стал… волнующимся морем. Только валы, двигавшиеся навстречу христианам, состояли не из воды, а из живых людей. То были турецкие войска.
— Да, — задумчиво произнес Коклико, — этак они просто соскоблят нас с поверхности земли, как борона в поле.
В этот момент к ним подъехал маркиз Сент-Эллис.
— Вот это зрелище! — воскликнул он. — Только оно может отвлечь внимание от путешествующих принцесс.
Тут Югэ обратился к нему.
— Скачи к главнокомандующему, — сказал он, — и сообщи ему, что видел. Я поеду к Колиньи.
И оба поскакали в разные стороны.
Тем временем немцы и французы принялись укреплять оборону деревни Гроссдорф рвами. Но их усилия давали мало толку: турецкие пушки с противоположного берега мощным огнем сметали не только стены, окружавшие деревню, но и засыпали вырытые рвы.
Между тем Монтекюкюлли и Колиньи, предупрежденные Югэ и Сент-Эллисом, встретились вместе с другими генералами.
— Рааб форсирован, центр прорван. Надо отходить и ждать подкреплений, — предложил один из генералов. — Если этого не делать, мы погибнем.
— Отступит? — воскликнул Монтекюкюлли. — Да моя шпага ещё не вынималась из ножен. Что вы говорите, генерал!
— Но посмотрите, в каком состоянии наши имперские полки. Их остатки бродят повсюду. Гроссдорф вот-вот будет сдан: вся армия великого визиря идет на её захват. А если мы погибнем, то пропадет вся германская нация
— Отчего же? — возразил Колиньи. — Ведь у нас ещё есть не бывшие в деле резервы. Герцог, — обратился он к Лафойяду, — что вы об этом думаете?
— Да если я только заикнусь об отступлении, — ответил герцог, — меня тут же убьют. Я знаю своих молодцов, они это сделают непременно, а затем ринутся в бой с криком «Ура королю!».
— Ты все видел сам, — обратился Колиньи к Монтестрюку, — скажи, что ты думаешь.
— Первый испуг прошел, — ответил тот, — рекруты вернулись на брошенные позиции. А лучшие полки ещё не были в деле. Мы же должны помнить, что мы — защитники Европы и нашей чести.
Монтестрюк говорил возбужденно. Его речь зажгла присутствующих.
