Алан Берджесс - Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха
Оба затормозили. Оба остановились. С ними довольно часто случалось такое странное совпадение мыслительных процессов.
Они поставили свои велосипеды к забору и пошли обратно в гору. Это была широкая дорога, по обеим сторонам которой стояли загородные дома. По центру улицы проходили рельсы трамвайных путей. На повороте отходила направо еще одна широкая дорога.
Ян и Йозеф стояли на остановке, как будто поджидая трамвая, и наблюдали, как автомашины мчались с горы и поворачивали за угол. Им приходилось снижать скорость почти до нуля.
Хотя это был не слепой поворот, но он был слишком крутым, чтобы проскочить его на скорости. Трамвайные рельсы в направлении вниз проходили в метре от обочины. Трамваи, движущиеся в гору, шли на несколько метров дальше. Для их целей это место казалось идеальным. Они тут же обсудили свое открытие.
Можно стоять здесь, как бы в ожидании трамвая. Как только «Мерседес» Гейдриха затормозит на повороте, они срежут находящихся в машине очередью из ручного пулемета.
Голос Йозефа задрожал от радостного предвкушения. А Ян тогда бросит на заднее сиденье гранату — и успех обеспечен!
Обсудили они и слабые места этого плана. Почти наверняка на улице в то время будут люди. Трамваи могут все спутать.
Но многое и благоприятствует. В этом районе много боковых поворотов. Сама Прага — в трех километрах, и в близлежащих пригородах много домов, в которых можно заранее подготовить укрытие.
Они поехали обратно повидать дядюшку Гайского, всю дорогу возбужденно разговаривая. Наконец они, кажется, нашли схему, которая дает им хороший шанс справиться с делом.
В тот же вечер Ян рассказал об этом Анне Малиновой. Их любовь и близкие отношения дошли до такой степени, что теперь ей все было известно об их миссии и планах убийства Гейдриха. К удивлению Яна, Анна отнеслась к их новой идее без того энтузиазма, которого он ждал. Она и сама не могла объяснить, почему. Ее ненависть к немцам не уменьшилась, но в лице Яна она нашла компенсацию своей большой утрате. И она стремилась сохранить его. Ей захотелось снова проснуться и начать жить. Но от него она долго скрывала эти мысли. А Ян уже давно забыл ту свою теорию, что нельзя одновременно любить и готовиться к убийству.
Ян был влюблен в первый раз. Почему он, будучи посвящен в убийцы, должен сдерживать нормальную человеческую потребность, такую же естественную, как приход весны? Почему он не может найти час для наслаждения? Если бы Ромео не мог поцеловать Джульетту, то не стоило бы тратить и время.
Ян не мог ничего поделать с собой. В ярком свете той ранней пражской весны любовь невозможно было не замечать или остановить. Она текла, как Влтава, мерцающая в темноте, она падала крошечными красными цветками со свечей-каштанов вдоль ее берегов. Любовь и весна пришли и соединились вместе. Для Яна и Анны весь город наполнился таким очарованием, что даже шнурки на ботинках, обыкновенный хлеб, глупые муляжи пакетов в витринах стали таинственными и значительными. Разбавленное пиво, которое они пили в кафе на набережной, искрилось как шампанское. В бое бесчисленных часов, нормирующих свет солнца, они слышали слабый отзвук идущего времени. Порой Анна чувствовала, что время это было очень важным.
Она была очень чувствительной девушкой и видела в этом высоком светловолосом юном парашютисте того, кто заполнит пустоту ее сердца. Если она также чувствовала женской интуицией нависшую над ними мрачную тень кровавого будущего, то кто может осудить их за то, что они не упускали настоящее?
Плоть — это реальное утешение перед смертью, а юная любовь — это восторг, бегущий в венах с яростью созидания в качестве своего неиссякаемого источника.
Не было ничего лучше Праги весной 1942 года. Где-то далеко идиотская война сбивала ветки с деревьев, а в этом оазисе, окруженном войной и оккупированном военными, поднимаясь до стен Града, пенилось белое кипение цветов, и внизу, в старых каменных корнях города, двое влюбленных могли гулять, смеяться и шептаться, и вместе строить планы дальнейшей жизни.
Затемнение, как многие заметили, было устроено специально для влюбленных. Пять долгих лет свет ламп, газовых рожков и электричества был под запретом на улицах Европы. Можно было увидеть, как мерцают замерзшие звездочки в изгибе руки статуи или в треугольной рамке крыши. Иногда, правда, небо освещалось пылающим заревом горящего города, а гул бомбардировщиков над головой сопровождался вспышками звездочек-взрывов снарядов в высоте. Но даже такие события, посредством какой-то странной алхимии ума, только возвышали настоящий момент и подчеркивали мимолетность ищущих рук, прильнувших и шепчущих губ. Даже в собственной смертности было маленькое утешение.
Для Яна, поднявшего взор от мрачного занятия подготовки к убийству человека, эта любовь была как вышедшее солнце. Каждый момент, когда они вместе, был для него наполнен и переполнен, как и для всех влюбленных во всех уголках большого недоброго мира. Люби и веселись. Завтра снова идти в бой, и бомба может упасть, и пуля пролететь. И, быть может, это — и только это — все, что я заберу с собой во мрак.
Ян и Анна видели, чувствовали и понимали все это, и не могли больше делать вид, будто ничего не понимают.
Глава 7
В ночь на 26 марта 1942 года находящаяся в Англии радиостанция передала сообщение, очень важное для тех, кого это касалось. Оно пробилось сквозь тьму над оккупированной Европой, врезавшись в невидимые радиоволны, заполняющие воздушное пространство. Сквозь военные сигналы, трансляции спектаклей и радиопостановок, передачи полезных советов домашним хозяйкам на французском, голландском, немецком и итальянском языках, сквозь каждодневную пропаганду, пение Лили Марлен на нескольких языках, передачи кулинарных рецептов, последних известий, сообщений о ценах на скот и уроков английского языка, сквозь всю эту массу воодушевляющих, информирующих и пугающих сообщений, выступлений и драматических передач, уносящихся вверх, к безразличным ко всему этому звездам, — проскочило оно, чтобы быть пойманным на маленькую комнатную антенну радиоприемника в техническом ангаре карьера недалеко от Пардубице. В наушниках сидящего там на корточках радиста протрещало загадочное чириканье морзянки, и человек поспешил передать сообщение своему командиру.
На следующее утро первым поездом из Пардубице в Прагу отправилась молодая домохозяйка госпожа Крупка. Она выглядела чуть бледнее, чем обычно, возможно, из-за того, что так рано встала с постели, но была милее, чем всегда. С невинным видом она повторяла про себя сообщение, которое было ей доверено для передачи Индре.
