Амеде Ашар - В огонь и в воду
Луиза де-Монстестрюкъ,
Графиня де Шаржполь».
— А теперь становитесь, становитесь, же скорѣй!… маркизъ, у васъ ваше имѣніе, а у меня имя…
— Чортъ возьми! я хочу еще и твоей крови!
Маркизъ сталъ въ позицію, но Гуго остановилъ его знакомъ и, обратясь къ своимъ товарищамъ, сказалъ имъ повелительнымъ голосомъ.
— Бой какъ слѣдуетъ! и никто не смѣй тронуться съ мѣста хотя бы я упалъ — ни ты, Коклико, ни ты, Жакленъ!
— Хорошо! сказала принцесса.
Кадуръ подошелъ поближе и, скрестивъ руки подъ бурнусомъ, огненнымъ взоромъ смотрѣлъ на Гуго.
— А тебя, подлый рабъ, я сейчасъ велю запороть до смерти! крикнулъ маркизъ.
Но Гуго выпрямился:
— Теперь — раздайтесь!
Въ ту-же минуту послышался звонъ оружія. Обѣ шпаги встрѣтились и столкнулись. У Гуго была въ рукѣ та самая, которою отецъ его, графъ Гедеонъ, убилъ барона де-Саккаро. На клинкѣ были еще видны пятна крови.
Оба клинка, казалось, дышали страшной жизнью: они искали другъ друга, избѣгали и встрѣчались съ отрывистымъ и звонкимъ ударомъ.
Маркизъ надѣялся сначала легко сладить съ молодымъ графомъ, но скоро понялъ, что передъ нимъ противникъ нешуточный, и сталъ самъ гораздо внимательнѣй. Но какъ ни быстро онъ дѣйствовалъ шпагой, конецъ во всякій разъ встрѣчалъ другую, ужь отвѣдовавшую человѣческой крови. Гуго хладнокровно, совершенно владѣя собой, какъ было когда-то передъ Бриктайлемъ, щупалъ своего противника. Съ быстротой молніи, въ одну секунду онъ обвилъ клинокъ маркиза и обезоружилъ его.
Коклико поднялъ шпагу и подалъ ее маркизу.
— Продолжайте, маркизъ; это ничего! сказалъ Гуго.
Маринзъ явственно разслышалъ шопотъ и подавленный смѣхъ зрителей и кинулся съ яростью на противника.
— Вы открываетесь, маркизъ, берегитесь! продолжалъ Гуго.
И въ другой разъ, обвивъ его шпагу съ неодолимой силой, онъ отбросилъ ее въ самый уголъ залы.
Маркизъ бросился за ней, какъ волкъ, но Коклико уже опередилъ его и опять подалъ ему шпагу, держа, ее рукояткой впередъ.
Бой возобновился жестокій, упорный, молчаливый. Глаза маркиза горѣли, какъ уголья; зубы были стиснуты за блѣдными губами. Вдругъ, и въ третій уже разъ, шпага его полетѣла прочь изъ рукъ.
— Браво! крикнула принцесса, поддаваясь невольно удивленью при видѣ изящной ловкости и невозмутимаго хладнокровія молодаго графа.
Въ отчаяньи, совсѣмъ обезумѣвъ, маркизъ схватилъ себя обѣими руками за голову.
— Ахъ, убейте меня! вскричалъ онъ. Да убейте жь меня наконецъ!
— Хорошо! Теперь будетъ ужь кровь! Отвѣчалъ Гуго; между тѣмъ какъ Коклико подавалъ опять съ улыбкой шпагу маркизу.
Кадуръ все смотрѣлъ невозмутимо.
Гуго собрался съ силами и, не ожидая ужь нападенія противника, какъ только скрестились клинки, кинулся какъ пуля и первымъ же ударомъ прокололъ насквозь руку маркиза.
Маркизъ хотѣлъ поднять на послѣдній бой повисшую безсильно руку; она упала безжизненно и пальцы выпустили шпагу.
Гуго схватилъ ее и, вложивъ самъ въ ножны, висѣвшія на поясѣ маркиза, который смотрѣлъ на него, ничего не понимая, сказалъ ему:
— Маркизъ, носите эту шпагу на службѣ его величеству королю.
Коклико бросился къ окну и крикнулъ фигляру:
— Эй, пріятель! прибери-ка медвѣдя, и освободи гарнизонъ!
Принцесса подошла къ Гуго, блѣдная, взволнованная, и сказала:
— Графъ, я считаю себя счастливой, что встрѣтилась съ вами и надѣюсь еще встрѣтиться. Ваше мѣсто — вовсе не здѣсь въ глуши, а при дворѣ… вы пойдете тамъ хорошо… Принцесса Маміани вамъ въ этомъ ручается.
Между тѣмъ, страшная борьба происходила въ душѣ маркиза. Гнѣвъ еще бушевалъ въ ней, мщеніе еще кипѣло. Побѣжденъ онъ; и у себя дома, ребенкомъ, у котораго едва пробиваются усы! Онъ то блѣднѣлъ, то краснѣлъ и бросалъ во всѣ стороны яростные взгляды. Но, съ другой стороны, не простой, обыкновенный человѣкъ и стоялъ-же передъ нимъ! Онъ самъ не зналъ — будь онъ на его мѣстѣ, поступилъ-ли бы онъ такъ-же? А Гуго, казалось, совсѣмъ забылъ объ немъ. Вложивъ шпагу въ ножны, онъ собиралъ своихъ товарищей и строилъ ихъ, чтобъ уходить изъ замка. Наконецъ, въ этой: борьбѣ добра и зла въ душѣ маркиза добро побѣдило и онъ сказалъ, подходя къ Гуго:
— Графъ де Монтестрюкъ, у васъ сердце дворянина, какъ и имя дворянина… Обнимемся.
— Вотъ это благородно!… вскричала принцесса, наблюдавшая: все время за маркизомъ. Поклянитесь мнѣ оба, что искренняя дружба будетъ отнынѣ оказываться другъ съ другомъ на вѣки.
— Ахъ! за себя клянусь вамъ! вскричалъ маркизъ съ удивленіемъ… Эта дружба будетъ такая-же глубокая и такая-же вѣчная, какъ и мое удивленіе передъ вами, прекрасная принцесса!
Она улыбнулась, краснѣя, а Гуго и маркизъ братски обнялись. Дворецкій, прибѣжавшій наконецъ съ людьми маркиза, и не понимая еще, что случилось тутъ безъ него, поднялъ руки къ небу при видѣ этихъ неожиданныхъ объятій. Маркизъ разсмѣялся и вскричалъ:
— Чортъ возьми! старикъ Самуилъ, еще и чего увидишь теперь! Узнай прежде всего, что этотъ молодой человѣкъ, протянувшій мнѣ руку, — другъ мой, лучшій изъ друзей, и я требую, чтобы онъ былъ полнымъ хозяиномъ въ Сен-Сави, какъ онъ хозяинъ у себя въ Тестерѣ: лошади, экипажи, люди — все здѣсь принадлежитъ ему!… И, клянуся чортомъ, мнѣ бы очень теперь хотѣлось, чтобъ онъ пожелалъ чего-нибудь такого, чѣмъ я особенно дорожу, чтобъ я могъ тотчасъ же отдать ему и доказать этимъ, какъ высоко я цѣню его дружбу!
Въ эту минуту взоръ его упалъ на араба, который все еще стоялъ въ сторонѣ, неподвижный и молчаливый. Вдругъ лицо маркиза измѣнилось и онъ вскричалъ:
— А! а ты, невѣрный, измѣняешь своему господину! ну, пришла теперь и твоя очередь!… Плетей, Самуилъ, плетей!… пусть четверо схватятъ этого чернокожаго разбойника и забьютъ его до смерти!…
Самуилъ съ четырьмя слугами ужь протянулъ-было руку къ арабу, когда Гуго вмѣшался:
— Вы сейчасъ сказали, маркизъ, что охотно пожертвуете всѣмъ, чтобъ доказать мнѣ вашу дружбу?
— Сказалъ и еще разъ повторяю… говори… чего ты хочешь?…
Гуго показалъ пальцемъ на араба:
— Кто этотъ человѣкъ, котораго зовутъ Кадуромъ?
— Дикій, проклятый невольникъ, взятый у корсаровъ африканскихъ… Мнѣ подарилъ его двоюродный братъ, кавалеръ Мальтійскаго ордена.
— Отдай его мнѣ!
— Бери. Когда Сент-Эллисъ что-нибудь обѣщалъ, онъ всегда держитъ слово.
Гуго подошелъ къ Кадуру и, положивъ ему руку на плечо, сказалъ:
— Ты свободенъ.
— Сегодня меньше, чѣмъ вчера, отвѣчалъ арабъ.
И, взявъ въ свою очередь руку графа де Монтестрюкъ и положивъ ее себѣ на голову, онъ продолжалъ цвѣтистымъ языкомъ Востока:
