Вячеслав Бондаренко - День «Б»
Пригласив врача, Хойзер велел ему:
— Приведите раненого в чувство. Только аккуратно.
Через несколько минут пленный мучительно застонал, не открывая глаз. Хойзер склонился к нему и вкрадчиво произнес по-английски:
— Can you hear me, guy?
Запекшиеся губы раненого дрогнули. И в эту минуту он открыл глаза. Непонимающе покачал головой.
— Ну, ну, — нахмурился Хойзер. — Все ты прекрасно понимаешь, дружище. Твой самолет был сбит, все твои друзья давно в наших руках. Как твое имя? Чин? Цель заброски?..
«Конец, — понял Джим и закрыл глаза. — Фрицы все знают, задание провалено». Он сжал губы и молчал.
Хойзер вздохнул.
— Ты ведь понимаешь, парень, — снова заговорил он, — мне не доставит никакого удовольствия допрашивать тебя с пристрастием. Но, видимо, все же придется. Не каждый же день англичане прыгают с парашютами в сотнях миль от родной Британии, а?.. Скажешь, зачем вы десантировались — останешься жить. Тебя вылечат. И, может быть, даже позволят вернуться домой. Немцы и англичане — две великие нации, которые должны сотрудничать. Недаром фюрер говорил: «Величайшее недоразумение наших дней — это тот факт, что мы воюем с Англией»…
Видя, что его монолог не произвел на раненого ни малейшего впечатления, Хойзер еще раз вздохнул и позвал охранника. В кабинет вошел дюжий солдат-эсэсовец.
— В камеру, — кивнув на англичанина, сказал Хойзер. — И не трогать, понятно?
* * *Загадочные люди, которые несли носилки с Ником Честером, уселись передохнуть. Один из них, молодой парень в рваном пиджаке бурого цвета, сердито буркнул, указывая подбородком на англичанина:
— И на кой он нам сдался? Шлепнуть его, и всего делов…
— Вот тоже шлепальщик нашелся, — отозвался второй, немолодой щетинистый дядька, вооруженный польским карабином. — Тебя бы по заднице отшлепать, больше пользы было бы.
— А если ошиблась Панкратьевна? — не уступал молодой. — Если это подосланный, что тогда?
Щетинистый дядька неторопливо постучал себе пальцем по лбу.
— Ты, Коля, когда в последний раз видел, чтобы подосланные без сознания на парашютах висели? Или немцам больше делать нечего, как в разгар отступления к самим себе в тыл парашютистов кидать?
— Оно-то так, конечно, — пробормотал парень, — да только рожа мне его не нравится сильно… Буржуйская какая-то рожа.
— Ладно, политик… Хватайся давай за ручки.
Еще через полчаса группа вооруженных людей вышла на большую, хорошо замаскированную поляну в центре заболоченного леса. Навстречу им вышел из землянки высокий, немолодой человек в сильно потрепанном обмундировании командира Красной Армии.
— Товарищ командир, — шагнув вперед, доложил щетинистый дядька, — разведка прошла успешно. По направлению к Минску наблюдается движение немецких машин, по виду штабных, и санитарных повозок. Согласно вашему приказу в бой не ввязывались.
— А это кто? — Командир кивнул на носилки. Парень в пиджаке сунулся было вперед, но дядька наступил ему на ногу и тот, охнув, спрятался за спины партизан.
— А это зашли до Панкратьевны, — объяснил дядька. — Она говорит: сегодня ночью слышала шум большого самолета. Потом с него попрыгало несколько человек, но всех их ветром разнесло в разные стороны. Этот ударился головой об дерево и так и застрял на парашюте… Ну, она его с дочкой сняла, подала первую помощь и так далее. Судя по документам, форме, оружию, парашюту — немец как он есть. Только вот сдается мне, товарищ командир, что немцы в своем же тылу парашютистов кидать не будут, — прищурился дядька. — И еще. Анька сказала, что говорил он с ней по-русски, но как-то не по-нашему.
— Как это — не по-нашему? — нахмурился командир.
— Ну, с акцентом то есть.
Сильно прихрамывая, командир отряда приблизился к человеку, лежащему на носилках, и заглянул ему в лицо. Человек был без сознания.
— Ладно, — буркнул командир. — Оклемается — поговорим. А за разведку спасибо.
Глава 18
День 27 июня был в полном разгаре. Солнце жарило немилосердно, горячий ветер взвихривал на обочинах дорог пыль. Разведчики по-прежнему шагали лесом, которому, казалось, конца-краю не будет. Чёткин и Крутиков несли на вырубленных из стволов берез носилках раненого Денисеню.
— Сколько до Минска? — окликнул Соколов шедшего впереди Плескачевского.
— Семь километров, товарищ капитан, — откликнулся тот. — Скоро выйдем на шоссе.
— Вот что, — серьезно произнес Соколов, обращаясь ко всем, — строго-настрого запрещаю обращаться друг к другу по званиям, ясно?.. Не забывайте, что на нас немецкая форма.
— Так точно, — откликнулись офицеры.
— Вижу шоссе! — предостерег Плескачевский, подняв руку.
Разведчики осторожно приблизились к опушке леса и невольно ахнули. Неширокое шоссе было буквально запружено конными повозками. Автомобилей было гораздо меньше, и все они двигались в черепашьем темпе, отчаянно сигналя. В одном месте возник затор: огромный штабной автобус зацепил крылом санитарную повозку и загородил движение.
— Бегут, гады, — весело воскликнул Крутиков. — Катятся из-под Витебска как миленькие…
— Значит, так, — посерьезнел Владимир. — Сейчас мы выходим из леса и направляемся к этому автобусу. Переговоры будешь вести ты, Валентин.
— Есть, — коротко ответил Рихтер, облаченный в мундир обер-лейтенанта вермахта.
На вышедшую с опушки группу из нескольких офицеров никто не обратил ни малейшего внимания — немцы были слишком увлечены «драпом». Рихтер по-хозяйски подошел к автобусу и, ударив ладонью по пыльному крылу, строго спросил у водителя по-немецки:
— Как фамилия?
— Здравия желаю, герр обер-лейтенант! — растерянно отозвался солдат-водитель, оборвав свою перепалку с возчиком, и представился: — Крафтфарер Цоллер!
— Кто старший по машине?..
— Оберцальмайстер Рымаковски.
— Где он?
— Вот. — Солдат распахнул дверь автобуса, и все увидели на полу залитое кровью тело немолодого военного чиновника. — Час назад герр оберцальмайстер вышел по малой нужде, а в это время русский самолет…
— Понятно, — оборвал его Рихтер и, небрежно вынув из кармана мундира удостоверение, предъявил его солдату. — Тайная полевая полиция, фельдполицайсекретарь Ламанн. У нас раненый. Вы обязаны срочно доставить нас в Минск.
— Но, герр обер-лей… то есть герр фельдполицайсекретарь… — сбился, растерявшись, солдат.
— Никаких «но»! — железным голосом скомандовал Рихтер и повелительно кивнул своим спутникам: — Прошу в автобус, господа.
Видимо, авторитет тайной полевой полиции в глазах немцев был высоким, потому что возница санитарной повозки почел за благо быстренько отцепить свою колымагу от автобуса и, боязливо оглядываясь, хлестнул вожжами. Да и солдат-водитель без лишних слов уселся за руль и завел двигатель. Носилки с Денисеней осторожно занесли в салон.
