Игорь Срибный - Берендеев лес
- Братья и сестры! – молвил Старец святый. – Тяжкая судьбина уготована нам Господом. Вновь ордынцы жгут костры в наших степях, снова их лошади топчут наши посевы, снова льется русская кровь, полыхают деревни и села. По грехам нашим воздается нам. Ибо рвут наши земли князья, всяк сам за себя, за свой удел радеючи, за преуспеяние свое, а не за Русь великую. И пока они промеж собой враждуют, ворог наш не дремлет – рать великую сбирает, чтобы за поражение Мамаево с народом нашим посчитаться, ибо народ несет потери тяжкие, а не князья, кои в данниках ордынских ходят, ярлыки на княжение от ханов получая. И в том великий грех наш, что нет единения серед земель нашенских. И вам, братья и сестры глаголю: и серед вас нет единения - всяк соседу свому завидует, коль сосед подняться смог, нищету преодолев. Вот потому и топчут нас орды всякие поганские. Вот и нетути мира в землях нашенских. И сейчас в степу татары станом стоят, навкруги чамбулы свои рассылая. Коль к нам придут, некому будет оборонить село от супостата, ибо ушла дружина боярская в городец. Потому, братья и сестры, уходить нам надобно в лес, в скит святой, там приют сыщем, покудова дружина не возвернется из похода.
- Да как же энто, батюшка Мефодий! – запричитала какая-то женщина в рядах сельчан. – А скотина? А подворье? А скарб какой-никакой, годами скопленный?
- А живот свой положишь за скарб? – Старец грозно насупил брови. – А детишек своих отдашь в полон татарский, подворье свое грудью беззащитной прикрывая? Ить ордынцы никого не пожалеют – ни старого, ни малого! Им все одно, кого конями топтать, кого в полон свести, ибо жалости нет места в сердцах их! А скотину, что ж, с собою в лес уведем стадом… Сбирайтеся, люди добрые! Путь наш неблизок и опасен зело. Татарове в любой миг напасть могут. Не дал нам Господь времени разговоры разговаривать… С рассветом уйти мы должны!
Толпа стояла, маялась, толкалась косынками баб да шапками мужиков в раздумье тяжком… Затем разом, как по команде, выдохнули, и тяжелый вздох, словно стон пронесся над майданом, и люди стали медленно расходиться…
Несколько мужиков, оставшихся в селе после ухода дружины, подошли к Старцу.
- Нам-то что делать велишь? – спросил старший из них Демьян Сухорукий. – Меч у кажного имеется. Луки со стрелами калеными тожить есть. Могем вылазку исделать в степ, татаров разведать.
- Нет! – жестко ответил Старец. – Ежели заметють вас харабарчи ихния, кои вельми глазасты да слухасты, степ, аки пятерню свою знают, за собою вы их в село и приведете. Нет! – повторил. – Когда пойдем мы в лес, надобно будет прикрывать нас и спереду и с тылу, чтоб татарин не наскочил неожиданно. Скотину надобно будет гнать стадом… Вот игде вы нужны будете. Разделитесь поровну, чтоб боронить сельчан в походе да стадо сельское гнать…
Жители Михайловского разошлись готовиться к походу. Лишь Мефодий да Никитка остались на майдане.
Легкий ветерок сушил лужи, оставшиеся после дождей. Солнце, несмотря на час вечерний, припекало плечи, землю калило… И только воркованье голубей – такое мирное да ласковое, никак с войной не вяжущееся, тишь нарушало…
Мефодий некоторое время стоял в раздумье, тяжело, всею грудью на посох опираясь, голову седую низко свесив.
- Никитушко, - поднял голову Старец. – Пройдут ли телеги по лесу, на пути, коим поведешь ты нас к скиту? Ить староста Фрол плох еще – не сможет идти долго. Да и детишки малые притомятся в дороге дальней…
- Я проведу, батюшка, путем окольным, коим сам пришел. Кущари там, конечно, но лошади их сомнут без труда, проложат дорогу.
- Вот и славно, Никитушко. Вот и славно. Видишь, как оно случилось: уже ведь срок подошёл отцу твому забирать тебя домой, а оно вот… Теперича, не пробиться ему к нам. Далече зело, да и опасно итить посеред татарских войск-то. Придётся тебе пока с нами век коротать… Пойдем-ко, сыне сой, и мы с тобою к дороге готовиться.
- А я и не хотел уходить от вас, Отче! И со Степаном беседу имел, чтоб обучил меня ремеслу воинскому. Не по нраву мне купцом-то быть! Воем хочу стать, как дядька Степан.
- Ну-ну… - Старец пристально посмотрел в глаза отрока. – Вижу, впрок идёть тебе наука Степанова: в плечах раздался, окреп… Да и головой крепок стал. Радуешь старика!
- Так в том и ваша заслуга великая, Отче! – Никита в пояс поклонился Мефодию, рукою земли коснувшись.
- И-и, - пропел Старец, - то Господа нашего заслуга, что разум тебе возвернул, а не моя и не Степанова! Благословляю я тебя именем Господа, отрок Никита, на дела ратные! Послужи, сыне, Руси великой!
Старец осенил Никитку крестным знамением и пошли они родину Стерхов к исходу из села готовить…
Утром ранним, едва засерело небо над лесом дальним, уходили сельчане с мест, годами насиженных. Сурово лица нахмурив, ушли вперед мужики во главе с Никитою, а по их следу, в росе жемчужной пробитому, пошло стадо сельское, вослед потянулись телеги обоза, пошли бабы с детишками, всхлипывая да носами шморгая непрестанно…
К заходу солнца, когда уж в лес втянулись, под сводами дерев вековых укрылись, мужики, исход сельчан прикрывающие, дымы увидали вдали – там, где село Михайловское давеча стояло…
Глава 23
Проводив Никиту, Степан подвел коня к навесу и тут только заметил Настену, стоящую у печурки, которую он сложил для нее под навесом. Настена, разрумянившаяся у печки, стояла, спрятав руки под расшитый передник. Ее русые волосы, выбившиеся из туго заплетенной косы, златым облачком сверкали в солнечных лучах вокруг хорошенькой головки, а огромные глаза с немым восторгом глядели на суженного. И была она столь пригожа в этот миг, что у Степана враз пересохло во рту.
- Это откуль же такой красавец? – девица кивнула подбородком на коня, улыбаясь Степану.
- У татар отбили, - ответил Степан и шагнул к девушке.
Подхватив ее на руки, он закружился по поляне, а она, счастливая и такая желанная крепко обняла его шею, покрывая поцелуями лицо Степана…
- Отпусти, Степушко, - вдруг спохватилась девица. – Щи же убегут! Я ить вам щи сварила из молодой крапивы. С тетерочкой!
