Алла Бегунова - Тайный агент Её Величества (Когда падают звезды)
Шахин-Гирей еще раз удивился причудам своих русских союзников.
Сам он владел тремя судами. Одно из них — трехмачтовик «Араб» — считалось плавучей резиденцией правителя. Ханские апартаменты занимали на нем чуть ли не весь ют. Командному же составу предназначались малюсенькие помещеньица, скорее напоминающие норы. Никакой кают-компании там не имелось и, надо сказать, «Араб» отлично плавал по Черному морю, ходил в Стамбул. Правоверным подданным в исламской стране следует точно знать свое положение, и если им хочется совместно проводить свободное время, то для этого существуют мечети, кофейни и бани.
Возможно, светлейший хан и отказался бы от российского военного корабля, как абсолютно некомфортабельного и для путешествий царственных особ негодного. Но воспользоваться им приказала его всемогущая покровительница Екатерина Вторая. Кроме того, парусники Шахин-Гирея, нагруженные ханским добром и имеющие на борту его жен, наложниц, детей и родственников, сейчас из Керчи направлялись в Кафу: ждать своего повелителя и хозяина, которому русские полки вернут власть и трон в самое ближайшее время.
Недолго занимали хана эти, на взгляд Козлянинова, второстепенные вопросы. Погода в Азовском море стояла переменчивая. Над ним гуляли сильные западные ветры, быстрому плаванию на север не способствующие. Путешествие из Керчи в крепость Петровскую растянулось на неделю, жестокая качка через два дня заставила Шахин-Гирея беспокоиться не о коврах и каютах, а о собственном самочувствии. Так называемую «морскую болезнь» его светлость переносил очень плохо.
«Хотин», ведомый капитаном бригадирского ранга, счастливо миновал огромные серые валуны на оконечности Берданской косы, вдающейся в море наподобие серпа, и под вечер 15 сентября 1782 года вошел в бухту. С бастионов Петровской крепости светлейшего хана приветствовали залпами орудий. Для встречи августейшего гостя на главной улице города выставили почетный караул из солдат Вятского пехотного полка…
Козлянинов планировал задержаться в крепости дней на десять. Он хотел дать отдых команде, взять провизию и питьевую воду. К тому же, шхуны «Вячеслав» и «Победислав-Дунайский», лоц-галиот «Слон» встали под погрузку. Они принимали на борт армейские интендантские грузы: доски для ремонта казарм, сукно и полотно для обмундирования керченского гарнизона, бочки с порохом для пополнения боезапаса. Однако глава русской дипломатической миссии начал торопить капитана, ссылаясь на приказ командующего Азовской флотилией адмирала Сенявина.
— Какой приказ? — недовольно спросил Козлянинов.
— Вам передаст его госпожа Аржанова.
— Давно ль женщины стали служить у нас на флоте?
— Она служит не на флоте, — помедлив, ответил Веселитский.
— Слава Богу! — усмехнулся моряк.
— Советую вам, капитан, быть серьезнее. Госпожа Аржанова пользуется доверием нашей государыни.
— Не совсем понимаю слова вашего превосходительства.
— Ну так подумайте о них на досуге. Через два дня «Хотин» должен выйти в обратный рейс.
— А шхуны и лоц-галиот с грузами?
— Для их сопровождения можно оставить здесь «Модон».
Козлянинов знал, что чрезвычайный посланник и полномочный министр обличен всей полнотой власти над российскими подданными как в Крымском ханстве, так и в землях к нему прилегающих. Он проводил здесь политику, согласованную с правительством Ее Величества. Потому Веселитский был вправе отдавать даже флотским людям распоряжения, не вступая в подробные объяснения их причин и следствий. Мужественному мореходу, с детства приученному к строгой дисциплине, оставалось лишь, поклонившись старому разведчику и дипломату, отрапортовать:
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Когда «Хотин» вошел в Керченскую бухту, оказалось, что Старо-Каменная пристань, способная принимать корабли с большой осадкой, занята тремя купеческими судами. Они принадлежали подполковнику Фалееву, поставщику Российской армии и флота, строившему города Херсон и Николаев, верному соратнику светлейшего князя Потемкина по освоению Северного Причерноморья. На суда только начали отгружать пшеницу нынешнего, необычайно обильного урожая. Эту пшеницу охотно покупали в Турции, но более всего — в Италии, для производства макарон…
Таким образом, Аржановой пришлось нанимать ялик. Вместе с ней к «Хотину», бросившему якорь на рейде, отправился и князь Мещерский. Вид они оба имели беспечный и нарядный. Анастасия — в городском туалете с шляпкой и с кружевным зонтиком, начальник ее охраны — в кафтане из светлого штофа, в треуголке и с тростью в руке. Вахтенный офицер долго выяснял, кто они и откуда, прежде чем решился побеспокоить капитана бригадирского ранга, отдыхавшего в своей каюте.
Ожидая Козлянинова, они дважды обошли вокруг флагманского корабля и рассмотрели его детально.
В первый раз молодая женщина наблюдала за ним с горы и в подзорную трубу. Тогда «Хотин» походил на большую диковинную игрушку. Теперь «новоизобретенный» парусник нависал над ней черными, пересеченными широкой белой полосой, бортами, и чуть-чуть покачивался на морской зыби. Конечно, не игрушкой он был, но тем живым, тяжело дышавшим и немного усталым живым существом, о котором ей рассказывал Козлянинов на придворном рауте. Мысленно русская путешественница согласилась с капитаном и для себя нарекла корабль именем сказочного персонажа: «Рыба-кит».
Военный трехмачтовик действительно выглядел сейчас вполне мирно. В связи со стоянкой в родной гавани, пушки его откатили из квадратных пушечных портов, сами порты закрыли. Паруса, свернутые и подтянутые к реям, напоминали ватные валики. Аржанова, подняв голову и заслоняясь от солнца зонтиком, видела над «Хотином» настоящую паутину разнообразных тросов, канатов, веревок, сплетенных из коричнево-серой пеньки.
По ходу ялика, прямо над ними, в верхней части борта в трех местах выдавались вбок мощные балки— руслени, снизу поддерживаемые железными подпорками, или пютенгами. Именно от русленей поднимались вверх туго натянутые ванты, или веревочные лестницы, по которым матросы отважно взбирались на мачты и реи. На высоту двенадцать метров на передней мачте — к фока-рею, на средней мачте — к грота-рею и немного ниже, на высоту десять метров, на третьей мачте — к бизань-рею.
У носовой части корабля Анастасия остановила ялик. Здесь с сильным наклоном торчало толстое дерево бушприта. Под ним, расправив крылья, грозно смотрел на водную гладь позолоченный двуглавый орел, герб Российской империи.
«Хотин» стоял на двух становых якорях: правом, называемом плехт, и левом, называемом дагликс. Их цепи зарывались в воду и держали парусник на месте. К своему удивлению, на правом борту Аржанова обнаружила еще один якорь — бухт. Он прикреплялся к корпусу двумя цепями и как бы лежал на руслене фок-мачты. Этот якорь поразил воображение молодой женщины своими размерами. Длина его достигала примерно двух метров, размах рогов — около метра, а поперечный шток, изготовленный из двух дубовых брусьев, скрепленных железными бугелями, равнялся длине якорного «веретена» и составлял те же два метра.
