Владимир Ковтун - Полет дракона
И без того насыщенное общение Летящих стало еще более интенсивным.
Ханьцев поражало, как немолодой уже Амен-эм-хэ буквально на лету схватывает изложенное ему искусство. Через три дня он уже овладел основной сутью медицины Поднебесной.
- В дальнейшем я смогу совершенствоваться сам. – Удовлетворенно сказал адепт.
В ответ на эти слова оба друга только переглянулись.
- Что же ты хочешь! – Сказал Ли, когда они с Фэем вернулись в свою комнатку. – Амен-эм-хэ – полубог. Он изучил Священную Книгу Тота, знает все книги Трижды Величайшего, и всю свою жизнь совершенствуется в искусстве богов. Вспомни его глаза: в них плещется весь Мир!
- Ну, вот! – Огорченно сказал Фэй. – Ты и твой Амен-эм-хэ меня искалечили!
- В каком смысле? – Удивился Ли.
- Жил я себе спокойно, проходил мимо книг, как цапля мимо связки хвороста. Так, нет же! Сейчас, глядя на папирус с начертанными на нем иероглифами, я испытываю несвойственное мне волнение, и хочу знать, что в нем таится.
Ли улыбнулся.
Стараясь не упустить ни мгновения драгоценного времени, оба друга, и наедине с собой, упражнялись в мастерстве Полета Мысли. С каждым днем их успехи становились все более заметными.
- Ну? Что ты на меня уставился? – Спросил Ли, глядя на сидящего на кровати Фэя. - Ты уже в десятый раз посылаешь мне ее образ. Можешь не стараться! Валерию я хорошо помню и без тебя.
- Разве? – Сконфузился Фэй. – Я хотел сказать….
- Да. Сквозь ее красивые глаза я, действительно, смутно видел Ина и собак, но, что ты хотел этим сказать, так и не понял.
- Я хотел сказать, что беспокоюсь о них, и спрашивал тебя, что ты думаешь по этому поводу?
- Уверен, что у них все хорошо. Рядом с ними - наши офицеры, друзья - Лентул и Вибий. В обиду их не дадут. Ты мне лучше скажи: это так серьезно у тебя с Валерией?
- Не знаю. – Сознался Фэй. – Но, я часто о ней думаю, и хочу, чтобы она была рядом.
Ночью, во сне, Ли услышал, что его кто-то зовет.
- Ли! Отзовись, Ли!
Это был голос Ли-цин.
Не просыпаясь, Ли напряженно вслушался.
- Ли! Я ищу тебя!
Голос звучал так явственно и близко, что, казалось, протянув руку, можно было прикоснуться к ее руке…
- Где ты, Ли-цин? – Спросил он, охваченный надеждой и волнением. – Ответь мне!
Но девушка не слышала его, и повторяла:
- Ли, я ищу тебя! Ли…
Ли проснулся, и быстро сел на кровати, вглядываясь в темноту.
- Что случилось? - Обеспокоено спросил Фэй, приподнимаясь на локте.
- Фэй! Она жива! Я слышал ее голос.
- Чей?
- Ли-цин! Она ищет меня.
Фэй тоже сел на кровати.
- Послушай, Ли! Это начало работать искусство Амен-эм-хэ! Мысли Ли-цин вошли в твое сердце. Ты пробовал позвать ее?
- Да. Но она не слышит меня.
- О, Небо! – Пробормотал Фэй. – Какое счастье! Значит, то была не она…
- Кто «не она»?
- Перед самым походом на Запад, когда мы пытались ее найти, мне сообщили, что в лесу нашли растерзанное хищниками тело девушки. Опознать его было невозможно, и я боялся, что…
- Нет, Фэй! Теперь я точно знаю, что она жива. И, когда мы вернемся в Хань, я переверну всю страну, но найду ее!
Проснувшись утром, Фэй увидел перед собой совсем другого человека. Ли, как будто, подменили. Глаза его светились, а губы сами собой складывались в улыбку.
«Хвала Небу за эту светлую весть!» - Думал Фэй. – «Теперь у него есть настоящая, а не призрачная надежда».
Произошедшую в его друге перемену заметил и Верховный Жрец, но ничего не сказал, а только внимательно посмотрел на лучащегося светом молодого человека.
Утром, в десятый день их пребывания в Храме Тайн, Амен-эм-хэ предупредил:
- Сегодня мы поднимемся к вершинам.
И, не разъясняя смысла своей загадочной фразы, предложил приступить к обычным занятиям.
Весь день ханьцы работали с одной из книг Гермеса. Ее содержание тоже было удивительным.
Великий Учитель говорил о том, что число Миров, подобных Нашему огромно, и в них воплощаются все мыслимые и немыслимые события, которые могут произойти с человеком{234}. За время одной жизни душа человека путешествует по этим Мирам, подвергаясь искусам и воздействию других душ. И каждый раз, когда человек принимает то, или иное решение, он попадает в Мир, соответствующий этому решению. Чем выше и чище душа человека, тем меньше он зависит от обстоятельств и влияния других людей; тем увереннее он идет в Миры, созвучные его устремлениям и желанию.
«Великое Небо! Помоги мне». – Думал Ли. – «Помоги войти в те Миры, где есть Ли-цин, ее голос, улыбка, запах ее волос…»
Уже под самый вечер Амен-эм-хэ оторвался от работы, и предложил пройти в святилище Тота.
Втроем они долго стояли в молчании, склонившись перед могилой Великого Посвященного. Каждый думал о своем.
Амен-эм-хэ легко тронул друзей за руки, и знаком велел им следовать за ним.
Этой дорогой они еще не ходили. Узкий ход, начинавшийся сразу же за гробницей Трижды Величайшего, вел вверх и казался бесконечным.
Амен-эм-хэ, не проявляя усталости, легко ступал по каменным ступеням.
«Почему он не летит? Ведь ему же трудно так напрягаться» - Спросил себя Фэй, и тут же догадался: - «Ему неловко перед нами. Он не хочет даже в мелочах пользоваться преимуществом своих знаний!».
Наконец, подъем закончился. Ход привел их в маленькую, с квадратным полом и сужающимися к верху стенами, совершенно глухую камеру, в которой не было ничего. Они, как будто бы находились внутри маленькой пирамиды.
Амен-эм-хэ коснулся рукой едва заметного выступа в стене, и произошло удивительное: четыре монолита в боковых стенах бесшумно ушли куда-то вниз.
Они были на вершине Великой Пирамиды. Открывшиеся проемы позволяли обратить лицо к четырем сторонам света.
Долина Пирамид и Великий Сфинкс терялись в непроглядной темноте ночи. Где-то в непомерной дали горело несколько огоньков.
Над головой простиралось совершенно черное небо, переливающееся мириадами звезд.
Амен-эм-хэ подошел к самому краю пропасти, от которой не было никакого заграждения, и воздел руки к небу.
«Великое Небо! Что он делает? Он же сейчас упадет! –
Встревожено подумал Ли и, вдруг, понял, что именно отсюда, в ночной тишине, Верховный Жрец в полном одиночестве начинает свои бесшумные и таинственные полеты над спящим Египтом.
Здесь, у самых звезд, Ли еще раз остро почувствовал всю бессмысленность человеческой жадности и стяжательства, пустоту самолюбивых притязаний великих завоевателей, и тщету стремления к власти и славе.
Амен-эм-хэ повернулся, и сказал:
