Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

– О, муж мой, – произнесла Сорхатани, наконец поняв. От нахлынувшего горя у нее перехватило дыхание. – Любовь моя. – Она посмотрела на хана глазами, сияющими от слез. – Он это знал? Толуй знал об этом?

– Да, наверное. – Угэдэй отвел взгляд.

Уверен хан в этом не был. Шаман вроде бы обсуждал телесную слабость хана с его родичами – братом и дядей. Но самого Толуя Угэдэй не расспрашивал. Вынырнув тогда из темной реки забвения, хан, задыхаясь, хватался за жизнь и готов был уцепиться за любую возможность. В ту минуту он отдал бы что угодно, лишь бы прожить еще один день, еще разок увидеть солнце. Теперь ту мучительную жажду жизни даже представить было сложно, как будто ее испытывал кто-то другой. Холодная комната с напружиненными ветром шелковыми шторами внезапно наполнилась воспоминаниями. Угэдэй огляделся, моргая, словно спросонья.

– Если он знал, то это делает его жертву еще более великой, – рассудила Сорхатани. – И только подтверждает, что тебе негоже тратить отпущенные дни впустую. Если он тебя сейчас видит, Угэдэй, то наверняка думает: «Ну вот, стоило ли мне отдавать за это жизнь?» Не стыдно ли ему за своего брата?

При этих ее словах Угэдэй почувствовал укол гнева.

– Да как смеешь ты так со мной разговаривать! – вскинулся он.

Моргать, подобно невинному ягненку, он перестал. Во взгляде появилось что-то от прежнего хана. Сорхатани это обрадовало, хотя от услышанного голова все еще шла кругом. Если Угэдэй умрет, кто возглавит державу? Ответ напрашивался сам собой. Чагатай. Он будет в Каракоруме в считаные дни, въедет в город с триумфом, покоряясь благодетельной воле Отца-неба. Одна мысль о его торжестве вызывала зубовный скрежет.

– Вставай, – сказала она. – Вставай, мой господин. Даже если ты не проживешь долго, сделать предстоит многое. Нельзя терять ни дня, ни даже этого утра! Возьми свою жизнь в кулак, сожми обеими руками и удерживай изо всех сил. Другой у тебя в этом мире все равно не будет.

Хан начал что-то говорить, но Сорхатани, потянувшись, привлекла его голову к себе и крепко припала губами к губам. Дыхание и губы Угэдэя были прохладны и пахли чаем с какими-то травами. Когда она его отпустила, хан отшатнулся, а затем вскочил, изумленно на нее глядя.

– Что это такое, Сорхатани? – спросил он. – Или у меня мало своих жен?

– Мало или нет, а мне надо было убедиться, что ты живой, мой повелитель. Мой муж отдал жизнь за эти драгоценные дни, уж сколько их там у тебя наберется. Спрашиваю тебя его именем: ты мне веришь?

Ум Угэдэя все еще блуждал – это было очевидно. Какую-то его часть Сорхатани пробудила, но туман отчаяния, вызванный, быть может, цзиньскими снадобьями, все еще висел перед ним пеленой, притупляя разум и волю. Однако, когда он увидел ее стоящей перед ним на коленях, в глазах его явно мелькнул интерес. Воля Угэдэя была похожа на палку, которую несет бурный поток: вот ее видно, а вот уже утянуло на глубину.

– Нет, Сорхатани, я тебе не верю.

– Иного я и не ждала, мой повелитель, – улыбнулась она. – Но ты убедишься, что я на твоей стороне.

Встав с колен, она закрыла окна, прервав наконец завывание ветра.

– Сейчас, повелитель, я позову твоих слуг. Ты почувствуешь себя лучше, когда как следует поешь.

Угэдэй не успел опомниться, как Сорхатани уже подозвала Барас-агура и вывалила на него ворох указаний. Слуга покосился на хана, но тот лишь пожал плечами и махнул рукой – делай, что велят. Вообще-то, хорошо, когда рядом есть кто-то, кто знает, что тебе нужно. Одна быстрая мысль вызвала к жизни другую.

– Надо бы, наверное, вызвать сюда мою жену и дочерей. Они сейчас в летнем дворце на Орхоне.

Сорхатани на минуту призадумалась:

– Знаешь, повелитель, ты еще не до конца здоров. Подождем несколько дней, а уж там вернем сюда и семью твою, и прислугу. Не всё сразу.

Какое-то время, пускай и недолгое, она будет с ханом бок о бок, ухо к уху. С его печатью можно будет послать Мунке в поход к Субудаю, где сейчас решается будущее державы. Она не была готова так скоро отказаться от влияния, которое приобрела.

Угэдэй кивнул, не в силах противиться Сорхатани.

Землю уже сковывали осенние заморозки, и лошади пускали из ноздрей клубы пара, когда Мунке встретил еще двух разведчиков Субудая. Перед этим военачальником он благоговел, но не был готов к тому, что ему придется вести целый тумен через разоренные войной места. Между тем за Волгой, на сотни миль к западу, разграбленные селения и небольшие города лежали в запустении. Мунке проехал по полям трех крупных сражений: над ними все еще вились птицы, а всякое мелкое зверье потеряло страх от обилия гниющего мяса. Этот тлетворный запах, казалось, пропитал его насквозь, ощущаясь в каждом дуновении ветерка.

Мунке замечал, что по пути его следования на протяжении дня скачут разведчики, и вот сейчас он наконец увидел основную монгольскую