Андрей Буровский - Орден костяного человечка
— Девушка… Скоро будет ночь?!
— Ну, допустим будет ночь… И что?
Девушка опасливо отодвигается… Она боится… Как безнадежно, как печально! Володя опять источил слезу: его боится такая замечательная девушка!
— Да ничего… Я же так, мне грустно… Не уходите, мне грустно!
— Ай, отстаньте, сам вон с колечком, а пристает!
— Я не пристаю, мне очень грустно…
P-раз! И девушки уже нету в купе. Или это Володя опять спал? А! Вот куда ему необходимо! Дойти до сортира оказалось очень непростым мероприятием, и уж тут-то Володя окончательно понял: пора бы ему сделать перерыв. Что помогло: Володя проспал Новосибирск, и теперь оставалось только одно — тихо допивать остатки водки. Принести еще проводница категорически отказалась:
— Давайте я вам кофе принесу. Хотите?
— Кофе? Кофе — это яд для интеллекта.
— Мужчина, вы в своем уме?! Первый час ночи, а вы опять водку хлещете!
— Лучше послушайте. Во мраке этого мира нет ничего чудеснее светлого полета мысли. Согласны?
— Ну… А если скажу, что согласна?
— Тогда давайте допьем это вместе. Вас же Катя зовут? Вот и…
— Тьфу на вас! С вами как с человеком, а он, не побрившись, целоваться лезет!
— Я п-побреюсь.
— Лучше бы вы легли спать.
Как раз лечь Володе было не суждено. Преследуя Катюшу, он рухнул на пол, ушибившись затылком о стол. Переполз на полку, немного поплакал — отчасти от боли в затылке, но гораздо больше — от несовершенства этого плохого, очень грустного и печального мира. Потом не было ничего — и вдруг крик:
— Мужчина! Сдавайте белье! Скоро Красноярск!
Смотри-ка… Он снова заснул.
— Вставайте! Через час приезжаем, а он спит! Ну-ка, хлебните-ка кофе…
— Нет! Ни за что!
Володя отбивался, словно девушка пыталась влить в него не кофе, а цианистый калий или синильную кислоту.
— Черт с вами, принесу вам бутылку… Но чтоб побриться и хлебать уже на перроне!
— Не-е… Глоток здесь…
— Только глоток!
Пожалуй, Володя даже немного огорчился, доехав до Красноярска: необычайно интересно было прогуливаться на каждой остановке в толпе торговцев кожей, раскланиваясь с подручными люхезы (сам люхеза, конечно же, был не той фигурой, чтобы выходить на перрон самому и организовывать торговлю).
Еще интереснее оказалось писать стихи, которые к тому же можно было и заказывать самому себе: чего выпил, то и написалось. В общем, ехать бы так до Улан-Батора, а потом бы вернуться обратно… И с проводницей он не успел толком познакомиться, а такая душевная девушка.
— Тупленка бером! Бером-бером!
Последний раз слушал Володя этот ор, махал знакомым.
— Эспедисия, давай-давай!
Смотри-ка! Даже запомнили, что он едет в экспедицию! Слезы умиления навернулись на глаза Володе; выяснилось, что у него есть сильнейшая потребность вынуть бутылку из кармана куртки и сделать еще добрый глоток.
Проводница его вагона что-то рассказывала подружкам из другого вагона, махала руками, смеялась. Володя помахал и ей, покачнулся, девицы зашлись в приступе восторга.
Десять часов предстояло Володе проторчать на вокзале в Красноярске: поезд на Абакан отходил только в восемь вечера. Вид его опять не вызывал доверия у милиционеров, и они провожали Володю нехорошими, какими-то уж очень профессиональными взглядами.
Володя присел на каменной ступеньке подъема на виадук, сделал еще один глоток, и к нему тут же подсел кто-то благоухающий так, что Володя чуть не отодвинулся. Что говорит сосед, он тоже как-то не очень понял.
— Па-апрашу документики!
Три мальчика в форме, стальные взгляды из-под фуражек, служебное рвение на лицах. Но интеллектуал — он и после недельного запоя интеллектуал, и речь Володи, обращенная к властям, осталась ясной и логичной.
— Пожалуйста… А что случилось?
— Проверка паспортного режима… Па-апрашу!
— Вот…
Володя протянул парню в форме удостоверение сотрудника Института археологии, командировочное и с интересом наблюдал, как у него меняется выражение лица. Сосед Володи по ступеньке пытался эдак бочком свалить куда-то в сторону, его попытки пресекли другие люди в форме.
— Что, тоже археолог?
— Наверное, он из другого отдела: мы не знакомы.
Какое-то время милиционер внимательно разглядывал; Володю и наконец попросил паспорт. Володя пожал плечами, дал ему паспорт с пропиской в Санкт-Петербурге. В паспорте был и билет.
— А! Так вы от нас скоро убываете?
— Ну да… Я профессор Петербургского университета, нахожусь в командировке, еду на раскопки.
— Вы и правда профессор?
На Володю пахнуло все тем же незабвенным люхезой.
— Могу дать и это удостоверение.
— Не надо. Что же вы, профессор, с такой шушерой общаетесь?! Не стыдно?
— Да я с кем угодно могу… Хотите?
Володя протянул парню недопитую бутылку. Милиционер опять долго изучал Володю.
— Пройдите в зал ожидания!
— Там душно…
— Тогда сядьте вон там и не отсвечивайте!
Володя перебрался на перрон, где стояли какие-то сомнительного вида скамейки. Одна из них была в тени, тут он допил все из бутылки и попытался дописать стихи.
Почти сразу опять замелькали какие-то ароматные личности, стали влезать в разговор:
— Эй, ты Федю Косого знаешь?
— Чужой, тебе торба нужна? Совсем новая.
А одна личность с ободранной мордой пыталась даже подчинить себе Володю:
— Ты, новенький… А ну давай звездуй за водкой, живо!
Володя не ответил и, кажется, правильно сделал — от него постепенно отвяли. Хуже другое: его опять клонило в сон, а спать Володя побоялся: он совсем не был уверен, что, проснувшись, найдет свой рюкзак на прежнем месте.
Вдруг шелупонь разбежалась. Володя это понял, потому что вокруг стало как-то свободнее и ветер вместо привычного смрада принес совсем другие, вполне симпатичные запахи — нагретой земли и металла, дерева, городской пыли, мазута, угольного дымка. Опять тот же милиционер.
— Вы что, для них медом намазаны?!
— Ну и при чем тут я, секи, начальник?! Они сами ко мне зачем-то лезут.
— Сами виноваты… Ведете себя, как бич, они и лезут.
— Я скоро уеду, начальник…
— Ага! А это что?!
На скамейке после сбежавших осталась какая-то бутылка; на самом донце плескались остатки жидкости свекольно-химического, нездорового цвета.
— Они что, вас угощают?!
— Чужое шьешь, начальник. Я сам себе спиртное покупаю, я человек обеспеченный.
— Гм… И насколько обеспеченный?
— Хотите, вам взятку дам?
— Пошел вон!
