Юрий Шестера - Бизерта
Степан Петрович, благодарно глянув на супругу своего ближайшего помощника, опустил Ксению на палубу.
— Ну что же, Ольга Павловна, приглашайте гостя в свою каюту, — улыбнулся он.
— Дорогого, очень дорогого гостя! — уточнила та, засветившись от счастья, и, взяв его под руку, прижалась к его плечу, в то время как тот держал за руку Ксению, которая с восторгом смотрела на отца.
И их дружная семья через проход, образованный расступившимися пассажирами, направилась в свою каюту.
— Наконец-то мы собрались все вместе, — заметил Степан Петрович, когда они вошли в каюту. — Не хватает только Павлика… Кстати, он просил передать вам большой привет.
— Ты что же, папа, встречался с ним после нашего выхода из Константинополя?! — с загоревшимися глазами воскликнула Ксения.
— В Наварине, Ксюша.
— Мы тоже видели там «Алексеева», но только издалека, — вздохнула Ольга Павловна.
Степан Петрович понимающе кивнул головой.
— А вот мой «Гневный» подходил к его борту для дозаправки мазутом, — пояснил он.
— Какой же ты все-таки счастливый, папа! — с нескрываемой завистью заметила Ксения.
Степан Петрович обнял ее.
— Просто у меня больше, чем у вас с мамой, возможностей, Ксюша. Разве не так?
— Уж это точно, — смиренно согласилась та, в то время как Ольга Павловна с тревогой посмотрела на него.
— Как он себя чувствует, Степа? Какое у него настроение?
— Не волнуйся, Оля. И самочувствие, и настроение у него прекрасные. Там кадеты всей ротой съезжали на берег, где настоятель Георгий Спасский отслужил панихиду на братской могиле русских моряков, погибших в Наваринском сражении. Это одна из традиций русского флота. Именно тогда, Оля, я и почувствовал, что юные моряки получили заряд уверенности в том, что русский флот не только жив, но и будет жить в дальнейшем, опираясь на его славные традиции.
Ольга Павловна благодарно обняла его:
— Спасибо Всевышнему за то, что ты есть у нас, дорогой! Ведь когда ты рядом с нами, нам не страшны никакие трудности, а все наши страхи пропадают как-то сами собой. Ведь так, Ксюша?
— Конечно, так, мама! Ведь папа — это самое дорогое, что есть у нас с тобой! И наша защита, и наша опора… — Степан Петрович даже вздрогнул, услышав столь возвышенные слова из уст своей дочери-подростка. — Вот только жаль, конечно, что с нами нет еще и Павлика.
Степан Петрович ласково потрепал ее по голове:
— Не расстраивайся, Ксюша! «Алексеев» вышел из Наварина после нас, так что скоро должен быть уже здесь, в Бизерте. Ведь этому исполину не страшны никакие штормы и бури.
Дочь благодарно и преданно посмотрела на отца.
— А что будет с нами, Степа, дальше? — озабоченно спросила Ольга Павловна.
— Пока, Оля, никаких конкретных решений, я думаю, нет. Ведь в Бизерту еще не прибыл даже командующий эскадрой. А вот когда она вся соберется здесь, то совместно с французскими властями и будет определена дальнейшая судьба всех беженцев из России, находящихся в Тунисе. Во всяком случае, на мой взгляд, семьям офицеров не стоит особо беспокоиться.
— Да мы и не будем беспокоиться до тех пор, пока будем видеть твой миноносец, стоящий на рейде. Ведь так, Ксюша? — улыбнулась Ольга Павловна.
— Конечно, так, мама! — беззаботно рассмеялась та, а Степан Петрович неожиданно для себя уловил так знакомый ему призывный взгляд, как бы вскользь брошенный на него супругой.
«Истосковалась по мне Олечка… — с радостно забившимся сердцем благодарно понял он. — Да и я, пожалуй, не меньше ее, — усмехнулся он про себя. — Но что же делать — ведь рядом же с нами Ксюша?..» — растерянно подумал он. И тут его блуждающий взгляд остановился на графине с небольшим количеством воды в нем почти у самого дна. «Вот же он, выход из положения!» — мелькнула догадка в его возбужденной голове.
— Не могла бы ты, Ксюша, принести свежей воды, а то что-то пересохло во рту?
— Конечно, папа! — с готовностью согласилась та. — Только питьевая вода находится у нас в титане на другой палубе. Но я мигом обернусь.
И, взяв со стола графин, выбежала из каюты.
Ольга Павловна, обвив его шею руками и крепко прижавшись к нему своим еще по-девичьи гибким телом, почти простонала:
— Как же, Степа, я истосковалась по тебе, мой милый… Когда ты был вдалеке от меня, то еще было ничего, терпимо. А сейчас, когда ты рядом, меня просто покидают силы от желания…
Тот же, почувствовав так знакомую мелкую дрожь ее спины у себя под рукой, сдавленным голосом глухо произнес:
— Я что-нибудь придумаю, Оля…
— Придумай, придумай, милый… И как можно быстрее, умоляю тебя… А то прячемся с тобой, как школьники, ради нескольких мгновений счастья. У меня же больше нет сил, чтобы ждать… Ты-то хоть понимаешь это?!
Он нашел своими губами ее ждущие трепетные губы, и они слились в долгом страстном поцелуе…
— Прямо как во Владивостоке, когда мы еще только начали встречаться с тобой, — смущенная их порывом, счастливо прошептала она.
— Дай Бог, чтобы это так и осталось между нами еще на многие-многие годы.
— Конечно, останется, Степа! Конечно, останется! Ты разве забыл, что у нас же с тобой любовь с первого взгляда…
— И в этом виноват мой старший брат Андрей! — лукаво заметил он.
— Дай Бог ему здоровья на долгие годы!
В длинном гулком коридоре раздались частые шаги.
— А вот и наша Ксюша спешит! — улыбнувшись, посмотрел на растерянное лицо супруги Степан Петрович.
— Спасибо тебе, Степа, за эти несколько минут счастья… — прошептала Ольга Павловна. — И не забудь, прошу, умоляю тебя, о своем обещании! — с игривой улыбкой многозначительно напомнила она.
— Можешь не напоминать, — ответил он, улыбнувшись, — я и так весь на взводе, как после команды «Торпеды — к бою!» в томительном ожидании команды «Пуск!»…
— Эх ты, командир миноносца! Ты что же, Степа, и во время боя с германскими миноносцами в Рижском заливе думал о том же? — лукаво хихикнула она.
— А я во время каждого боя только об этом и думал, за что и получал ордена! — огрызнулся он.
Ольга Павловна прижалась к нему:
— Ну что же ты обижаешься, Степа? Ты же ведь сам первым применил свои профессиональные термины…
Тот снисходительно усмехнулся:
— Я же просто привел их для сравнения. Ведь торпедная атака — высшая форма напряжения для офицера миноносца, а тем более его командира.
— У нас, женщин, тоже бывают свои высшие формы напряжения… — прошептала та. — И их даже не с чем сравнить, милый…
И она, как-то таинственно и в то же время многозначительно глянув на него, отстранилась, услышав приближающиеся к двери каюты торопливые шаги дочери.
