Валерий Поволяев - Бросок на Прагу (сборник)
У деда же было другое настроение: он был доволен тем, что легко отделался, — с Дальнего Востока его могли привезти и в деревянном ящике, — успокаивающе гладил Анастасию Лукьяновну по плечу и бормотал под нос что-то невнятное.
Глаза его были влажными…
У подножия Рудных гор было много мест, где война совершенно не оставила своих следов — ни взрыхленной снарядами земли, ни разбитых домов, ни рощ, до основания посеченных осколками, — хотя еще в десяти километрах отсюда часто попадались леса, где вместо деревьев остался лишь один хлам с обрубленными ветками и уродливо переломанными стволами — Горшков нашел место, где один осколок перерубил три ствола подряд и воткнулся в огромным дубовый пень. Велика была сила у стали, начиненной порохом.
Казалось бы, уцелевшие места эти должны были вызвать в душе успокоение, ан нет — вызвали тревогу, и непонятно было, на чем основана эта тревога: то ли на боязни, что сохранившиеся куски природы будут уничтожены, то ли на беспокойстве за ребят своих — им бы сейчас нырнуть в ближайшую рощицу, раскинуть там палатку и отдохнуть дня три, но вместо этого они снова идут в бой.
Война уже закончена, Берлин взят, и вполне возможно, что именно в эти минуты по радио выступает товарищ Сталин и сообщает народу о том, что Германия капитулировала…
А они спешат в далекую Прагу, в пекло, чтобы добить уцелевших фашистов. И неведомо еще, кому из колонны, следовавшей за Горшковым, повезет, а кому нет.
Они быстро проскочили небольшую рощицу — похоже, дубовую, она еще не обзавелась ни одним зеленым листком, дубы всегда распускают свои листья последними или одними из последних — вдруг в Германии есть деревья, которых нет в России, и деревья эти распускаются не весной, а летом, все это могло быть, — и очутились на плоском каменистом берегу мелкой быстрой речки.
— Остановка — семь минут, — громко объявил Горшков, — не забудьте набрать во фляжки холодной горной воды.
Солдаты лавиной надвинулись на речку. Капитан раскрыл планшетку с засунутой под целлулоид картой, поводил по ней пальцем: правильно ли они идут? Удовлетворенно кивнул — шли они правильно.
Только дальше дорога будет трудная — они углубятся в горы. Уже здесь, в подножиях, воздух был совершенно иным, чем в Бад-Шандау, — стеклистый, чистый, стылый, он даже хрустел на зубах, дышалось тут легко. К «виллису» подошел Пищенко, стащил с головы старенький кожаный шлем, хлопнул им о штанину комбинезона, выбивая пыль.
— Ну что, капитан, из графика мы вылетели здорово? — спросил он.
Горшков отрицательно покачал головой:
— Не очень.
— Ну и хорошо, — благодушно молвил танкист.
— Скажи, если в горах, на дороге, попадется каменный завал, у тебя есть, чем его раскидать?
— Найдем. — Пищенко был немногословен, не стал пояснять, каким способом и чем, с помощью чего будет расчищать каменный завал.
— Ну что ж. — Горшков глянул на часы — времени остается ноль. Надо бы напиться воды и двигаться дальше. Вскинул голову, глянул на небо. — Дождь будет.
— Будет, — согласился с ним Пищенко.
— Не люблю дождей в горах.
Пищенко засмеялся. Лицо у него было добродушным. И как это только не испортила человека война и он умудрился сохранить такое безмятежное, такое добродушное лицо?
— Все в руцех Божьих, — сказал он. — Может, первым пойдет не «виллис», а танк? А?
— Не знаю, — Горшков приподнял одно плечо, — не уверен.
— Танк надежнее «виллиса».
— А за маршрутом кто будет следить? Механик-водитель дядя Гриша?
— Не обязательно дядя Гриша. Есть у меня сообразительные глазастые ребята.
— Нет, порядок движения менять пока не будем.
— Ну что ж, все по старинному русскому правилу, как и положено. — Пищенко засмеялся вновь. — Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак.
— Сделай-ка лучше вот что, — тон Горшкова обрел недовольные нотки, — загони в ствол снаряд и держи его там наготове…
— Во время движения не положено, — сказал Пищенко, почесал левую бровь, это у него был признак того, что просьбу он выполнит, — по инструкции…
— По инструкции не положено со штыком ходить на танки. А мы ходили.
— Считается, что снаряд может сдетонировать.
— А находясь внутри трясучего танка, он не сдетонирует?
— Я киваю на инструкцию, капитан, которой я обязан подчиняться… Снаряд в ствол я загоню, не беспокойся.
— Правильно сделаешь. Не то мало ли кто в горах вздумает швырять в нас камни. — Горшков привстал в «виллисе» и призывно махнул рукой: — Славяне, по машинам! Напшут, как говорят наши братья-поляки.
«Виллис» осторожно, будто прощупывал колесами дно, форсировал речку, Мустафа перегнулся через борт, зачерпнул фляжкой воды, сунул ее себе под ноги, потом наполнил вторую фляжку, проговорил ворчливо и озабоченно одновременно:
— Запас карман не трет.
Горшков подбито дернул головой, будто у него в глотке возникла боль и ее надо было пробить, словно тугую пробку, пожаловался:
— Так я и не попробовал горной воды.
Плоский галечный берег неспешно подполз к колесам «виллиса», водитель повернул руль, и машина, привычно похрипывая мотором, покатила по проложенной вдоль реки дороге дальше, потом дорога углубилась в предгорье. Горшков мрачно посмотрел на подступающие к дороге каменные валуны, между которыми росли кусты. Устроить тут хорошую засаду — раз плюнуть. Мест для этого более чем достаточно. Ну а с другой стороны, пусть знают люди, что русские ни с мечом, ни с калачом не шутят; Горшков запустил руку под сиденье: сколько там лежит заправленных дисков к автомату?
Дисков было немного — три. Нагревшиеся, тяжелые, держать в руке их было приятно. Четвертый диск — пустой, капитан расстрелял его в стычке с эсэсовцами. Пятый диск — в автомате. Капитан вытянул наружу пустой диск, перекинул его Мустафе:
— Ну-ка, займись пока делом!
Ординарец поймал диск, сунул руку в горловину вещевого мешка, стоявшего у него в ногах. В этом бездонном, а на вид очень аккуратном сидоре у Мустафы было все: от мешочка с чаем и иголок с двумя катушками ниток до рассыпанных патронов с гранатами, отложенными «про запас». Вытащив горсть патронов, Мустафа неспешными точными движениями стал вгонять их в диск. Только пружина звонко щелкала — ее острый звук был слышен сквозь хрипоток мотора: щелк, щелк, щелк…
— Запас карман никогда не протирал, — запоздало пробормотал Мустафа, вновь запустил руку в распахнутую горловину сидора, достал оттуда новую горсть патронов. — Не было еще такого.
Щелк, щелк, щелк! Горшков извернулся на сиденье, посмотрел, что там сзади: никто не отстает? Колонна не отставала, тянулась за головным «виллисом», тонко подвывали моторами «доджи», с ходу беря крутые повороты, лязгали металлом «тридцатьчетверки».
