Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2
И как мне довольно было известно, какую великую важность составляют при таких случаях объявления глупых и нередко мошенниками подкупаемых понятых и что законами велено на показании их утверждаться, то бездельный старичишка сей сделался мне очень страшным.
Но по особливому счастию для нас, проболтался он помянутым образом о том преждевременно, а сие и испортило все дело и разрушило все злодея моего замыслы и ковы. Ибо все тогда, догадываясь, также как и я, что тут кроются блохи {Подвохи.}, на старика закричали, что он не то говорит, о чем спрашивают, а тем самым и сбили мужика сего долой с пахвей {Пахва — хвы — нахвостник — ремень от седла. В него продевается хвост лошади, чтобы седло не съехало коню на шею; сбить с пахвей — сбить с толку, с панталыку.}, и он принужден был сказать то же, что сказали другие, то есть, что он того, чья сия земля, не знает.
Как между тем время обедать давно уже настало, и к нам хозяйка Михаилы Матвеевича не однажды присылала уже зватых, то мы, по записании спора, не стали долее медлить и поехали обедать, а после обеда, спеша домежевать Хмырово, не стал межевщик долго сидеть, к тому ж и нам хотелось скорее видеть судьбу и сомнение свое разрешенными. Итак, поехали мы опять межевать.
Мы нашли заводского приказчика уже на месте, и он во сие время вымышлял и советовал с плугами мужиками, где бы им лучше вести.
Однако со всем тем Бог спутал их и в сем месте, и они сделали ошибку, расстроившую все их затеи.
Все сумнительные обстоятельства сего спора и все то, что можно б было им в свою пользу употребить, было мне довольно известно. Я знал, что можно им было спор сей сделать очень имоверным {Правдопобным, вероятным.} и основательным, а потому он меня более всего и тревожил.
К тому ж, по несчастию, в границах пустоши Хмыровской, на самом том Грибовском враге, были уже и в старину, при прежних межеваньях споры; но тогда спорили только о верховьи оного, называя Грибовским верхом один вышедший из него отвершек. И если б вздумали волостные и в сей раз сделать то же, то нам тогда хоть добровольно пришлось бы отдавать им десятин 40 наилучшей земли.
Но, по счастию моему, такого малого количества для алчных глаз моих соперников было слишком мало; они не могли быть тем довольны, а им захотелось получить земли более и отнять у меня две трети, или почти всю пустошь Хмыровскую, а для того и вздумали они Грибовским оврагом назвать совсем другую и такую вершину, которая никогда им не бывала.
Почему и повели они прямо на верховье той вершины, {На верхушку холма.} но чрез самое то и спутались; ибо они того не знали, что, идучи тут, перережут они совсем пустошь нашу Хмыровскую и коснутся Горчаковской Злобинской земли. Что они действительно и сделали и тем меня чрезвычайно обрадовали, ибо я никак себе не воображал, чтоб могли они сделать такую непростительную ошибку и такой проступок, который мог все их дело испортить.
Таким образом, дождавшись, как они опасное для меня место, а именно, вышеупомянутый сумнительный отвершек миновали, и увидев, что взошли они на дорогу и к границам Злобинской земли, остановил я тотчас их, сказав, что влеве {По левой стороне.} пошла уже не моя земля, и для того спросили б у волостных, чья она, и записали б.
Сего возражения соперник мой нимало не предвидел и не ожидал и, спутавшись, не знал, что сказать.
Но как незнание его, которым он извинился, не могло быть принято, и я принуждал неотступно сказать, чья земля, то сколько ни вилял, но принужден был, наконец, сказать, что это земля князя Горчакова.
Тогда, рассмеявшись, сказал я, что более сего я не требую и не желаю: извольте записать, что эта земля князя Горчакова, сельца Злобина, с которою волость никогда и смежною не бывала.
Ошибка сия была в самом деле столь грубая и чрезвычайная, что мне дорого бы ее купить надлежало, ибо она могла служить мне великим аргументом для опровержения их спора.
Я приметил, что даже и самому межевщику было то очень нелюбо, а злодея моего все сие так смутило и все мысли его привело в замешательство, что он, вместо того чтоб погрешность свою стараться скорее чем–нибудь исправить, он, пошедши с сего места вдоль дорогою и смежном с Горчаковскою землею, дело свое тем еще более испортил; что мне было и на руку, ибо я боялся, чтоб он с самого того места, где я его смутил, не повернул вправо.
Таким образом, прошед сажен со сто и поровнявшись против находящейся вправо вершинки, которую хотелось ему назвать и сделать Грибовским врагом, повернул прямо в нее.
Приближаясь к оной, трепетал я духом, чтоб не спросили понятых, какая это вершина, и вышеупомянутый сумнительный старичишка приводил меня в ужас; и сомнение мое увеличилось еще более, как увидел я, что злодей мой неведомо как домогался того, чтоб спросили понятых, какая это вершина.
Но по моему счастию или, может быть, так Бог захотел, межевщик, будучи тогда не в духе и недовольным, ему сказал:
— Чего, братец, спрашивать, почему им знать? — а злодей мой, по счастию, не стал и усиливать.
Итак, мы благополучно и прошли ее начало, записав только обосторонние объявления, а именно: что по словам волостного поверенного называлась она Грибовским врагом, а по нашим, что она так никогда не называлась.
Дошедши сею вершиною до речки Трешни, надлежало нам тут спор кончить, потому что за рекою Трешнею в гору хотел он иттить бесспорно и примкнуть к починному пункту и белому столбу.
Тут имел я причину сам заспорить у них клок земли, но подумав и побоявшись своего примера, сие намерение оставил и записал только одно объявление, их удивившее, согласился иттить бесспорно, и тем тогда сие и кончилось.
Как случилось окончанию сему быть еще довольно рано, но для нашего отвода время в тот день недоставало, то вздумали мы проехать в Сенино к г–ну Ладыженскому, зная, что поехали туда и все наши боярыни, которые, желая видеть, как межуют, выезжали после обеда к нам на межу и, посмотрев, проехали в Сенино.
Как вздумали, так и сделали, и приехавши к г–ну Ладыженскому, успели еще просидеть и прорезвиться целый вечер; и как хозяин не отпустил нас без ужина, то возвратились домой уже ночью, и межевщик ночевал у Михаилы Матвеевича.
В последующий день хотели было мы окончить свое межеванье с волостными, ибо оставалось только пройтить наш отвод по спорному месту, однако сего не сделалось.
Пошедший сильно дождь согнал нас с межи, куда было мы и выехали уже, а по стекшимся обстоятельствам продлилась остановка сия до самого последнего числа июля месяца.
Наконец, настало 31–е число июля, день достопамятный окончанием нашего межеванья с волостью и бывшими в оной происшествиями.
