Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Субудай невозмутимо наблюдал за тем, как раскалывается, рассыпается русское войско. Интересно, а как при таком же раскладе весть о его кончине встретили бы монгольские тумены? Впрочем, ответ ему ясен. Они бы продолжили сражаться. И бились до последнего. Стояли насмерть. В туменах многие воины едва ли вообще знали Субудая и своих главных военачальников в лицо. Они знали своих десятников, которых сами меж собой выбирали. Знали сотника, иногда видели тысячника. И это они были для своих воинов полновластным начальством, а не какой-нибудь там темник или совсем уж недосягаемый военачальник. Субудай был уверен: если бы он погиб, то его воины выполнили бы задачу и поставили во главе войска кого-нибудь другого, достойного. Холодный расчет? Пожалуй. Но иначе – гибель всей армии и державы из-за смерти одного-единственного человека.

Субудай отправил к своим темникам гонцов – поздравить их, а заодно отдать новые приказы. А вот интересно: те из русских, что все еще на поле, рассчитывают, что он их отпустит? Характер иноземных ратников Субудай понимал не всегда, хотя и перенимал от них все, что того стоило. Сейчас некоторые из них, наверное, рассчитывают возвратиться по своим домам. Но ведь это глупо. Зачем оставлять в живых тех, кто когда-нибудь может вновь выступить против тебя с оружием? В таком случае это игра, а не война. На самом же деле предстоит долгая охота – дни, а может, и месяцы, – пока его люди не добьют из них последних. Он не собирался указывать им на их глупость – нет, только перебить всех до единого и тогда отправляться дальше. Субудай потер глаза; на него вдруг навалилась усталость. Надо будет еще увидеться с Бату, если мальчишка жив. Он все-таки ослушался приказа. Вопрос сейчас лишь в том, наказывать ли командира после того, как он принес тебе такую победу.

Субудай поглядел туда, где в отдалении уже шумно праздновали радостное событие воины. При виде по центру их Бату он раздраженно поджал губы. Надо же. Половина русского войска все еще на поле, а тысячники этого выскочки уже вовсю перебрасываются бурдюками с хмельным и радуются как дети.

Субудай повернул лошадь и направил ее рысцой в сторону празднества. Те, мимо кого он проезжал, тут же замолкали: оказывается, орлок здесь, на поле. Знаменосцы развернули длинные шелковые стяги, которые на ветру трепетали и хлопали.

Бату приближение Субудая скорее почувствовал или услышал. Сам он уже начинал ощущать болезненные последствия боя. Один глаз у него заплыл, щека распухла, отчего лицо слегка перекосило. Он заскоруз от грязи и крови, провонял своим и лошадиным потом. Пластины доспеха топорщились, бляхи помялись. И еще этот красный рубец, уходящий от самого уха под рубаху… Но тем не менее настроение у юноши было приподнятое, и его не испортила даже кислая мина Субудая.

– Темник, – ледяным тоном произнес военачальник, – утро проводишь в пустых забавах.

Те, кто шумно радовался вокруг Бату, поперхнулись и смолкли. В наступившей тишине Субудай приказал:

– Продолжать преследование врага. Чтобы ни один не ушел. Завладеть их обозом и лагерем и не допустить разграбления.

Притихший Бату молча смотрел на него.

– Тебе что-то неясно? – холодно осведомился Субудай. – Или ты хочешь снова встретить врага завтра, когда нынешнее преимущество будет твоими стараниями упущено? Ты позволишь им благополучно добраться до Москвы или Киева? Или ты настигнешь их сейчас, с остальными туменами под моим началом?

Воины вокруг Бату стали разворачиваться с виноватой поспешностью, как нашкодившие и пойманные взрослым мальчишки. На Субудая они глядеть избегали; взгляд его выдерживал один лишь Бату. Субудай готовился услышать какое-нибудь возражение, но, похоже, он недооценивал этого строптивца.

Через позиции галопом приближалась еще одна группа всадников. Между тем начиналось избиение неприятеля, которого копейщики и лучники настигали и убивали, чуть ли не забавляясь. Субудай увидел, что во главе всадников скачет ханов сын Гуюк, глядя исключительно на Бату. Субудая он как будто не замечал.

– Бату Багатур! – взволнованно приветствовал темника Гуюк, останавливая рядом с ним лошадь. – Ай да молодец, брат! Я все видел, все. Клянусь Отцом-небом, я уж думал, ты оттуда не выберешься, а ты вон взял и добрался аж до главного их полководца! – Не находя слов, ханский сын восторженно хлопнул Бату по спине. – Я обо всем напишу отцу. Это было нечто!

Бату покосился на Субудая узнать, как тот воспринимает столь щедрую похвалу. Гуюк заметил это и развернулся в седле.

– Поздравляю с такой превосходной победой, командир, – сказал он веселым голосом, очевидно не понимая, что своим появлением прервал довольно напряженную паузу. – Какой прорыв, какой удар! Ты видел? Мне аж горло перехватило, когда на брата выехал сам князь.

Субудай склонил голову, нехотя соглашаясь.

– Однако нельзя допустить, чтобы русские перестроились. Сейчас время преследовать их, настигать, гнать до самой Москвы. Твой тумен, темник, тоже будет в этом участвовать.

– Гнать так гнать, – пожал плечами Гуюк. – А денек-то выдался славный. Эх!

С бездумной радостью он еще раз хватил Бату по спине и помчался со своей кавалькадой, бойко выкрикивая приказ еще одной группе присоединиться и скакать следом. С его отъездом опять воцарилась тишина. Бату, ухмыляясь, ждал. Субудай молчал, и тогда молодой темник, кивнув сам себе, повернул лошадь и помчался к своим тысячникам. Оставив Субудая смотреть ему вслед.

Сорхатани вылетела из-за угла во всем