Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Сунтай натянуто улыбнулся, потирая безобразные рубцы у себя на щеках. Выработанная за годы осмотрительность не позволяла ему выдавать свое участие в заговоре даже кивком. Слишком долго он прожил среди шпионов и осведомителей, чтобы ставить свою жизнь на кон одним неосторожным словом. К этим его многозначительным паузам Чагатай уже привык и лишь вновь наполнил чаши, плеснув туда немного воды, чтобы смягчить горечь.

– Выпьем за моего брата Толуя, – произнес он.

Сунтай пристально на него посмотрел и увидел, что скорбь в глазах хозяина искренняя. Тогда слуга-шпион поднял чашу и опустил взгляд.

– Такой жертвой мой отец мог бы гордиться, – продолжил Чагатай. – Поступок, что и говорить, безумный, но, клянусь Отцом-небом, то было безумство храбреца.

Сунтай отхлебнул, замечая, что его повелитель, похоже, совершал возлияния бо́льшую часть дня: вон уже и глаза налиты кровью, и движения угловаты. Слуга же, напротив, напиток лишь пригубил. Он чуть не поперхнулся, когда Чагатай с развязным хохотом хватил его по плечу так, что белая жидкость расплескалась по лакированной глади стола.

– Родня – это всё, Сунтай. Не думай, что я об этом забываю. – Он умолк, погрузившись в воспоминания. – Но после себя отец хотел видеть на ханстве меня. Было время, когда предначертание это было выбито в камне, и выбито глубоко. Ну а теперь… Теперь я сам должен позаботиться, чтобы оно сбылось. Но лишь для того, чтобы воплотить мечты старика.

– Я понимаю, повелитель, – кивнул Сунтай, вновь наполняя чашу Чагатая. – Это достойная цель.

Субудаю оставалось лишь надеяться, что такой ливень не продлится долго. Та сила, с какой он хлестал по его туменам, казалась поистине невероятной. Небо покрылось сплошной завесой черных туч, через неравные промежутки времени сверкали молнии, озаряя поле битвы. Сам Субудай в такой день сражаться ни за что бы не стал, но враг в темноте уже выдвинулся на позиции – шаг, что и говорить, дерзкий, хотя русские конники вооружены почти так же, как и его собственные воины.

Волга осталась позади. Целый год – второй после выдвижения из Каракорума – ушел на то, чтобы закрепиться на землях по ту сторону реки. Субудай решил быть последовательным: не давать этим великанам покоя, атаковать их обнесенные деревянными стенами малые и большие города широким фронтом, пока против него не сплотится их главная сила. Тогда его тумены смогут наконец уничтожить их всех скопом, а не тратить год за годом, охотясь за каждым удельным князем, воеводой, или как они там себя именуют. Из месяца в месяц Субудай наблюдал, как с холмов за продвижением его колонн следят чужие воины, но сразу же исчезают в мшистой глубине леса, стоит летучим отрядам монголов устремиться за ними в погоню. Похоже, их хозяева друг другу не подчинялись, а потому какое-то время у Субудая ушло на то, чтобы бить их поодиночке. Но этого явно было недостаточно. Покоряя намеченные им обширные территории, он не мог рискнуть оставить у себя в тылу сколько-нибудь крупные силы врага или нетронутый город. Местность здесь была сложной, доставлять сведения от месяца к месяцу было все трудней. Острие его клина за счет расширения все больше притуплялось, а запасы подходили к концу. Ему нужно было больше воинов.

Посыльные Субудая, по обыкновению, обеспечивали между туменами связь. И вдруг в последние несколько дней они стали без причины пропадать – иными словами, уезжали и не являлись. Заподозрив неладное, Субудай приготовился к нападению еще за два дня до того, как показался неприятель.

В темноте, которая так и не рассеялась, в хлещущих струях промозглого дождя прозвучали звуки рога, и от человека к человеку прокатились команды. Колонны монголов, одолевая милю за милей, стягивались воедино, образуя общую массу лошадей и воинов. Для тех, кто не мог сражаться, отдельного лагеря не было. Их всех, от детей до старух на повозках, Субудай предпочел перевести под защиту основной армии. Легкая конница образовала оцепление; каждый нукер как мог берег свой лук, тревожась из-за проливного дождя. У всех с собой были дополнительные тетивы, но они быстро отсыревали и теряли упругость.

Серое мглистое утро едва обозначилось, а земля уже успела раскиснуть. Повозки теперь увязнут. Субудай приказал соорудить загон позади боевого построения. И все это время он продолжал собирать сведения. Многие из посланных разведчиков не возвратились, но те, что прорвались назад, прибывали с вестями. Некоторые были ранены, у одного между лопатками торчала стрела. Еще не развиднелось, а у Субудая уже было представление о численности врага. Русские быстро продвигались навстречу, рискуя жизнью и лошадьми ради внезапной атаки. В их намерения наверняка входило застичь монголов врасплох.

Он улыбнулся этой мысли. Надо же, нашли дикого кочевника, который позволит взять себя сонным. Слаженности в действиях русских было не больше, чем у муравьев, бездумно спешащих остановить вторжение в свой муравейник.

Тумены двигались быстро и слаженно, сохраняя боевой порядок, один джагун за другим, перекликаясь с впереди и сзади идущими, чтобы не нарушать строя. Пятеро темников поочередно переговорили с Субудаем и получили от него четкие указания. Их они на скаку пустили по своим заместителям, от тысячника и по цепочке вниз.

У Субудая входило в правило допрашивать пленников, добывая сведения если не золотом, то пыткой. Впереди лежала Москва, центр власти среди местных княжеств. Пленные знали ее местоположение на Москве-реке. Теперь его знал и Субудай. Русские известны своей заносчивостью, считают себя