Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I
По возвращению из московского похода набравшийся боевого опыта Богдан узнал от отца, что Жолкевский выступает на помощь молдавскому господарю Грациану против турок и решил присоединиться к нему. К тому времени Сагайдачный также возвратился из Москвы в Киев и многие запорожцы оказались не у дел. Энергичный и предприимчивый Хмельницкий буквально за считанные дни собрал из их числа человек триста волонтеров, с которыми и прибыл к Жолкевскому. Суровый полководец принял его благосклонно, но ввиду его молодости общее командование волонтерами возложил на Михаила Хмельницкого, против чего не возражал и сам Богдан.
В неудачном для поляков сражении, где погиб Михаил Хмельницкий, его сын получил тяжелое ранение и был взят турками в плен. Вначале он оказался в Константинополе, затем попал в Крым. Любознательный юноша не только выучил турецкий и татарский язык, но изучил нрав и обычаи людей, с которыми свели его превратности судьбы.
Простым феллахам и в Турции жилось не сладко. Крестьянский труд вообще тяжел. Однако в отличие от Южной Руси, где польский пан был владыкой над жизнью и смертью своих холопов, простые турки находились под защитой закона, который не позволено было никому нарушать. Если человек выполнял его требования, платил налог и соблюдал шариат, его нельзя было продать в рабство, согнать с его земли, а тем более избить или ограбить. Такие действия султанской властью признавались разбоем и тяжко карались. Нравилось Хмельницкому и то, что в Османской империи не существовало потомственного дворянства, передаваемого из поколения в поколение. Турецкие вельможи получали свои посты за определенные заслуги, но предавать их по наследству не могли.
Два года пробыл Хмельницкий в плену, затем при содействии Михаила Дорошенко, был выкуплен запорожцам и вернулся в Чигирин. Здесь он добился в зачисление в реестр и стал жить жизнью простого казака, которая его вполне устраивала, хотя с годами он все больше осознавал, что по качествам своего ума достоин большего. Свои честолюбивые мысли Хмельницкий тщательно скрывал, понимая, что простому казаку в Речи Посполитой признания не добиться и постепенно смирился с этим, хотя в душе его все чаще поднимался протест против того бесправия, который вынужден был терпеть малороссийский народ. Но, конечно, ни на какое противостояние властям он бы не решился, если бы его к этому не вынудил Чаплинский и его покровители…
Сразу после выхода из Сечи, Хмельницкий направил далеко в степь татарский отряд и часть казацкой конницы с приказом задерживать все польские разъезды, которые коронный гетман высылал в степь. От захваченных в плен поляков запорожский гетман узнал о готовящемся выдвижении против него коронных сил и о том, что реестровые казаки поплывут по Днепру.
— Вот она — помощь по воде с севера, — вдруг пришла ему в голову мысль. — Пророчество, кажется, продолжает сбываться, важно не упустить предоставленный судьбой шанс.
Он приказал срочно разыскать Ганжу и прислать его к нему.
— Послушай, Иван, — сказал он, положа руку на плечо полковнику, — реестровики поплывут по Днепру на байдарах, это примерно четыре тысячи казаков, таких же обездоленных сиромах, как и мы. Неужели они поднимут оружие против своих братьев-запорожцев?
Ганжа посмотрел в глаза гетману:
— Добровольно нет, а прикажут — поднимут.
— То-то и оно, — согласился Хмельницкий, — что, если прикажут. А вот, пока с ними нет ляхов, не попробовать ли перетянуть их на нашу сторону?
Ганжа понял мысль Богдана и скупая улыбка озарила его обычно хмурое лицо.
— Хорошо, батько, — сказал он, — сейчас же сам выеду в дозор к Днепру. Остановятся байдары не прежде, чем у Каменного Затона, когда выйдут из ущелья, там я их и буду ждать. Но не мешало бы отвлечь ляхов, чтобы они не смогли соединиться с реестровиками, когда те выйдут на берег.
— Об том и я уже подумал, — согласился гетман, — придется немного изменить наши планы.
Хмельницкий имел в виду следующее. Выступив из Запорожья, он особенно не спешил, так как знал, что Тугай-бей еще только на подходе. Поэтому запорожское войско шло, не торопясь, останавливаясь на длительный отдых, и только-только перешло Базавлук. Где-то там дальше, в верховьях Саксагани или ближе к Тясмину гетман и рассчитывал соединиться с татарами. Однако заманчивая возможность перетянуть к себе реестровиков, требовала внести в эти планы коррективы. Надо было завлечь поляков, идущих сухим путем в степь подальше от Днепра и не дать им снестись с реестровыми казаками. У него быстро созрел план дальнейших действий.
Богдан вызвал к себе Богуна и сказал ему:
— Вот, что Федор, бери полк Нечая, всех татар и часть конницы у Ганжи. Сразу же, не мешкая, скорым маршем выдвигайся в направлении Крылева. Где-то там должны быть передовые части ляхов. Нужно навязать им бой и увлечь в степь подальше от Днепра. Когда все их войско втянется в сражение, отступай помалу к Желтым водам. Я там буду вас ожидать. Помни, твоя задача не победить, а оттянуть ляхов от реестровиков.
Генеральный есаул склонил голову в знак того, что понял приказ гетмана, вздыбил коня и, взмахнув нагайкой, поскакал к своему полку.
Приданную ему конницу и татар он под командой полкового есаула Ивана Богуна отправил навстречу полякам, а сам с пешими казаками Нечая двинулся вслед за ним.
Иван в свои тридцать с небольшим лет был опытный и искушенный в воинском ремесле казак. Внешне он не был похож на отца. Высокий и стройный он весь будто кипел переполнявшей его энергией. Черты его четко очерченного, выразительного лица с крылатым размахом соболиных бровей над широко распахнутыми пронзительно синими глазами поражали взгляд своей неординарностью. В отличие от отца Иван носил небольшие темные усы, доходившие лишь до угла губ. Его густые темно-каштановые с волосы нависали крутой волной над высоким белоснежным челом. Красив он был той необычайной мужской красотой, которая не часто встречается среди уроженцев Южной Руси, а более характерна для аристократов Литвы или Великой Польши. Свою мать Иван не помнил, а отец не любил касаться этой темы, сказав лишь однажды, что она умерла при родах.
Замысел гетмана он, как и его отец, Иван понял сразу и оценил его по достоинству. Выслав разъезды татар далеко в степь, есаул уже к исходу следующих суток узнал, что поляки остановились на ночлег в нескольких верстах от Крылева, где и разбили свой лагерь, а реестровики поплыли дальше вниз по Днепру. Не опасаясь нападения, поляки не стали ограждать свой стан рвом и валами, а лишь установили палатки в чистом поле и выставили небольшое боевое охранение.
