Альберто Васкес-Фигероа - Икар

— Красивая легенда! — заметил Джимми Эйнджел.

— И, как любая легенда, она имеет под собой реальную почву, — заметил шотландец. — Кое-кто утверждает, что туземцы попали в Америку из Азии через Аляску. А там, на Аляске, горы покрыты льдом до тех пор, пока его не растопит весеннее солнце, превратив в воду, которая пробуждает к жизни поля. Отсюда, по всей вероятности, и берет начало легенда о Аукайме.

— Определенная логика в этом есть, — согласился собеседник.

— И говорят, будто всякого, кто увидит, как рождается Мать всех рек, преследует проклятие и в следующее полнолуние он умрет. — Он долго молчал, словно погрузившись в далекое прошлое. — Эл Вильямс умер в полнолуние через несколько дней после того, как, по его словам, увидел эту реку.

— Вы что, правда верите в такие предсказания?

— У кого больше оснований в них верить, чем у меня? — парировал шотландец. — Я потерял лучшего друга, а это тяжелейшее испытание для любого человека… — Он показал на ведра: — Поэтому я возьму с собой лишь столько, сколько мне необходимо, чтобы безбедно прожить остаток дней. Не хочу, чтобы на меня обрушились новые проклятия.

— Ерунда! — запротестовал американец. — Мы можем взять на борт гораздо больше.

Джон МакКрэкен помедлил с ответом. Провел рукой по заросшему подбородку, поморгал, что можно было счесть как за выражение усталости, так и за нервный тик, и решительно покачал головой.

— Нет! — сказал он. — Этого больше чем достаточно. Алчность обычно губит человека, а я никогда не был алчным.

— Но если оставить все здесь, это никому не принесет пользы!

— Знаю! Однако, если Богу вздумалось хранить эти сокровища здесь, так тому и быть. Возможно, однажды они послужат наградой какому-нибудь страдальцу, который, как мы с Элом Вильямсом, в поисках богатства пройдет через все муки ада.

— Я этого не понимаю! — растерянно воскликнул Джимми Эйнджел. — Правда, не понимаю! Еще час — и добычу можно было бы удвоить, а вы собираетесь оставить все в таком месте, куда наверняка больше никогда не поднимется ни один человек.

— Вот именно! — согласился МакКрэкен. — За час я мог бы удвоить добычу. А за два — утроить. И так до бесконечности, потому что жадность не имеет предела. — Шотландец взглянул на собеседника в упор. — Но я всегда терпеть не мог подобную ненасытность и больше всего на свете презираю жадных людей.

— Не то чтобы я считаю себя жадным… — с некоторой досадой заметил пилот. — Только мне это кажется несправедливым, потому что в конце концов я получу всего десять процентов от того, что находится в этих ведрах. А по всей видимости, в двух шагах отсюда можно набрать по крайней мере еще столько же.

Вновь возникла пауза. После некоторого размышления МакКрэкен сказал:

— Я беру себе девяносто процентов, потому что довольно большая часть моей жизни ушла на поиски этого места. Тем не менее предлагаю вам сделку: ваши десять процентов в обмен на шесть часов. Идите и ищите. То, что найдете, ваше, но если ничего не обнаружите, потеряете все.

Король Неба долго смотрел на него, и то, что увидел, вероятно, ему не понравилось, потому что он неожиданно широко улыбнулся:

— Вот черт! Жадность, как известно, фраера сгубила. Решили мне доказать, что, пожелав большего, я могу остаться с носом… — Он поднял трубку и, пожав плечами, начал ее раскуривать. — Ладно! — согласился он. — Ваша взяла. Я согласен на десять процентов: это намного больше того, что я ожидал, и я смогу устроить свою жизнь, если буду действовать с умом. Каковы наши дальнейшие действия?

— Попытаемся вернуться в цивилизацию.

Пилот посмотрел по сторонам, несколько секунд раздумывал и наконец встал и потянулся:

— Туман может длиться и час, и три дня, а поскольку нам, чтобы взлететь, все равно: видеть или действовать вслепую, — лучше отправиться прямо сейчас.

Они начали складывать брезент и освобождать аппарат от пут. Когда, обливаясь потом, они стали разворачивать самолет носом к обрыву, американец с ухмылкой спросил:

— Скажите же мне как на духу! Сколько времени мне бы понадобилось, чтобы отыскать месторождение?

Шотландец хмыкнул:

— В солнечную погоду, если бы вам улыбнулась удача, месяц. Без солнца и без удачи вы не нашли бы его никогда.

— Каков мошенник! Значит, это было все равно что поставить все состояние на один номер лотереи?

— Примерно так.

— Хорошенькое дело!

Джимми Эйнджел взобрался в свое кресло, махнул рукой, чтобы шотландец крутанул винт, и позволил двигателю постепенно разогреться. Затем, когда они уже заканчивали сборы, пилот как бы между прочим сказал:

— У нас слишком мало места для разгона, а это значит, что, когда мы достигнем края, самолет будет пикировать почти пятьсот метров. Постарайтесь не шевелиться: важно, чтобы самолет двигался по прямой, чтобы, когда мотор выведет нас в полет, нас не повело в сторону и мы не врезались в откос. Если неожиданно подует боковой ветер, нас развернет задницей.

— Вы хотите сказать, что мы не спланируем?

— Для того чтобы биплан вроде нашего спланировал, необходима определенная инерция, а у нас тут нет места, чтобы набрать достаточную скорость.

— Вы что, решили меня напугать?

— Вовсе нет! — сказал американец. — Я только хочу обратить ваше внимание на то, что у нас есть все шансы приземлиться на крону какого-нибудь дерева.

— Ну тогда мы будем самыми богатыми обезьянами на свете, — весело сказал шотландец, который раскладывал содержимое ведер по бархатным мешочкам — коричневым и черным, смотря по тому, золото это было или алмазы.

Неожиданно он прервал это занятие и стал внимательно рассматривать самородок размером семь сантиметров на четыре, напоминавший по форме цаплю ярко-желтого цвета, расправляющую крылья.

— Это вам! — сказал он и засмеялся. — Прямо готовый значок. Значок Эскадрильи Золотой Цапли.

— Звучит неплохо, — согласился пилот. — Однако, если старая утка не сумеет набрать высоту, это будет эскадрилья, которая побьет рекорд самого короткого существования в истории авиации. — Он с удовлетворением рассмотрел «цаплю» и, кивнув, заверил: — Обещаю, что отныне она всегда будет летать со мной.

Когда Джон МакКрэкен вручил ему три коричневых и один черный мешочек, он прикинул на ладони их вес и тут же заметил:

— Сдается мне, что тут больше десяти процентов.

— Наверно, потому, что под рукой не было хороших весов, — ответил шотландец, пожав плечами. — Мне хватит того, что у меня есть. Полетели?

— Что еще остается! Здесь, наверху, сервис — хуже некуда.

Туман по-прежнему был таким густым, что в трех метрах едва можно было разглядеть человека, но поскольку было ясно, что, куда ни кинь, впереди — пропасть, видишь ты или не видишь дальше носа самолета, это не имело особого значения.