Артур Конан Дойл - Дядя Бернак
— Monsieur Луи де Лаваль? — спросил он с натянутой улыбкой, обращаясь ко мне и окидывая меня подозрительным взором.
Я поклонился.
— Император очень хочет видеть вас! Я не буду вас больше задерживать, лейтенант!
— На меня возложена личная ответственность за этого господина, генерал!
— Тем лучше! Тогда оставайтесь, если вы этого хотите!
И он ввел нас в обширную палатку, единственной мебелью которой были простые деревянные скамейки, размещенные по стенам. В палатке я нашел толпу офицеров в военных и морских формах; некоторые из них сидели на скамьях, другие отдельными группами стояли по углам; между ними шел оживленный разговор, но все сильно понижали голоса, почти доходя до шепота.
На другом конце комнаты была дверь, ведшая в кабинет Императора. Время от времени я видел, как некоторые из находившихся в палатке шли к двери, быстро скрывались за нею и через несколько минут точно выскальзывали оттуда, плотно затворяя ее за собою. На всем лежал отпечаток скорее парижского императорского двора, чем военного лагеря. Если император вдали поражал меня своим могуществом, властью, то и теперь я точно ощущал его силу, зная, что он близко здесь!
— Вам нечего бояться, m-r де Лаваль, — сказал мой спутник, — вы можете быть уверены в хорошем приеме.
— Почему вы думаете это?
— Я сужу по обращению с вами генерала Дюрока. В этом проклятом месте, если император улыбается, все тоже улыбаются, включительно до вот этого болвала лакея в красной бархатной ливрее. Но если император разгневан, вы легко прочтете отражение его гнева на всех лицах, начиная с императорских судомоек. И самое скверное здесь то, что если вы не очень сообразительны, в придворном смысле, то положительно встанете в тупик, улыбаться или хмуриться надо в данный момент?! Вот почему я всегда предпочту свои лейтенантские нашивки на плечах, возможность находиться во главе своего эскадрона на добром коне, с саблей в железных ножнах, чем иметь отель мистера Талейрана на улице Святого Флорентина с его стотысячным доходом. Пока я осматривался, прислушиваясь ко всем этим рассказам гусара, пока я удивлялся, как он мог по манерам Дюрока угадать, что император отнесется ко мне дружелюбно, к нам приблизился очень высокий и представительный молодой офицер в блестящей форме. Я быстро узнал в нем генерала Саварея, командовавшего ночной экспедицией в болоте, хотя на нем была уже совершенно иная форма.
— Отлично, monsieur де Лаваль, — сказал он, приветливо пожимая мне руку, — вы слышали, ведь Туссак-то так и убежал от нас! Именно его-то нам и надобно поймать, потому что тот, другой, просто безумец-мечтатель. Но мы поймаем его, а пока будем ставить сильную стражу к покоям императора, потому что Туссак не такой человек, который оставил бы раз намеченный план!
Я вспомнил ощущение давления его пальцев на моем горле и поспешил ответить, что, без сомнения, это очень опасный и неприятный человек. — Император желает вас видеть сейчас же, — сказал Саварей, — он очень занят все утро, но просил передать, что вам непременно будет дана аудиенция.
Он улыбнулся мне и прошел дальше.
— Несомненно все благоприятствует вам, — прошептал Жерар, — многие желали бы, чтобы к ним обратился сам Саварей так, как он заговорил с вами. Вероятно, император хочет сделать из вас что-нибудь особенное! Но, внимание, мой друг, к нам направляется сам monsieur де Талейран! Странного типа человек нетвердыми шагами приближался к нам. Ему было лет под пятьдесят, широкий в груди и в плечах, он был несколько сутуловат и сильно прихрамывал на одну из ног. Он подвигался очень медленно, опираясь на палку с серебряным набалдашником, и его скромный костюм с шелковыми ботинками того же цвета резко выделялся между блестящими формами окружавших его офицеров. Но, несмотря на скромность его костюма, на его изможденном лице выражалось такое превосходство над присутствующими, что каждый считал своим долгом поклониться ему. Итак, сопровождаемый поклонами и приветствиями, он медленно прошел через всю палатку и остановился передо мною.
— Monsieur Луи де Лаваль? — спросил он, осматривая меня с головы до ног.
Я холодно ответил на его приветствие, потому что разделял вполне неприязнь моего отца к этому расстриженному священнику и вероломному политику. Но его манеры были исполнены такой вежливой приветливости, что трудно было не ответить любезностью.
— Я хорошо знал вашего кузена де Роган, — сказал он, мы были с ним два образцовых бездельника, когда весь свет смотрел так легко на то, что имеет теперь такую важность. Вы, вероятно, родственник кардиналу Монморанси де Лаваль, моему старому другу? Я слышал, что вы приехали, чтобы служить нашему императору?
— Да, я именно для этого приехал сюда из Англии, сэр!
— И сразу же должны были пережить различные злоключения в компании с энергичным полицейским шпионом и двумя якобинцами в уединенной хижине на болоте. Вы могли убедиться, какая опасность грозит императору, и это должно побудить вас еще с большим рвением отдаться службе. Где ваш дядя Бернак?
— Он в замке Гросбуа.
— Вы хорошо его знаете?
— Я видел его только один раз!
— Он весьма полезен императору, но… но… — он наклонил голову к моему уху, — он вас ждем более существенных услуг, monsieur де Лаваль! — сказал он и с поклоном пошел обратно через палатку.
— Да, мой друг, для вас готовится какое-то очень высокое и ответственное дело, — сказал гусар, — monsieur Талейран даром не теряет своих поклонов и улыбок. Он знает наперед, куда дует ветер, и я предвижу, что благодаря вам, мне, очень возможно, удастся получить чин капитана в будущей компании. Однако, военный совет окончен!..
И, когда он говорил, дверь, ведшая внуть дома, открылась, чтобы пропустить небольшую группу людей в темно-синих сюртуках с золотыми значками в виде дубовых листьев, — значок маршалов Франции. Все они, за исключением одногою были люди едва достигшие зрелого возраста; в другой армии людям такого возраста было бы необыкновенным счастьем состоять командирами полков; но беспрерывные войны давали широкую возможность отличиться и сделать блестящую карьеру даже самому простому солдату. Все они держали под мышкой треугольные, выгнутые шляпы и, опираясь на сабли, шли, тихо переговариваясь между собою.
— Вы происходите из хорошей фамилии? — спросил гусар.
— Я последний представитель знаменитого рода де Лавалей. В жилах моих течет кровь де Роганов и Монморанси!
— Я понял все теперь! Но позвольте сказать вам, что все, которых вы видите здесь, все эти люди, возвысившиеся при императоре, были прежде, один — половым, другой — конртрабандистом, третий — бондарем, а вон тот — маляром! И таковы все они: Мюрат, Массена, Ней и Ланн!
