Анна Малышева - Посланница судьбы

– Ты не обозналась? Это действительно был он? – с некоторой долей сомнения спросила виконтесса.

– Да, да, совершенно точно! Я его ни с кем не могу спутать! – вырвалось у принцессы, и она тотчас залилась румянцем. – Представь, он шел по нашему переулку в компании двух очень странных людей и оживленно с ними беседовал. Я так и остолбенела, они прошли мимо окна, и он в мою сторону не взглянул…

– Почему тебе показались «очень странными» его спутники? – Елена едва сдерживала улыбку, настолько девушка была воодушевлена этим незначительным происшествием. Наивная и прямая, она не привыкла хитрить и совсем не умела скрывать свои чувства.

– Они были похожи на циркачей, уличных артистов, – вдохновенно сообщила принцесса. – Один совсем маленький, почти карлик, в костюме Арлекина, а другой, напротив, высоченный, широкоплечий атлет, в трико и плаще…

– Гм… Действительно, странная компания для Глеба, – задумчиво произнесла Елена.

– Я хотела окликнуть его из окна, – еще пуще краснея, призналась девушка, – но посчитала это не совсем приличным. Тогда я послала за ним служанку Мари-Терез…

– То есть, ты решила пригласить его к нам на обед вместе с циркачами? – рассмеялась, развеселившись, наконец, виконтесса де Гранси.

– Об этом я не думала, – потупилась Майтрейи.

– И что Мари-Терез? Вернулась с добрыми вестями?

– Да, то есть… Нет! Она упустила их из виду. Говорит, они свернули в какой-то крохотный проулок, а она побоялась идти следом, потому что совсем не знает города и боится воров.

– Очень разумно с ее стороны, – одобрительно кивнула Елена. – Москва только с виду кажется простой, а на самом деле заплутать в ней легко, как в лабиринте. Имей это в виду, если решишься на променад в одиночку, чего я тебе решительно не советую! Однако вполне вероятно, что Глеб обитает где-то неподалеку, – неожиданно заключила она, – раз он шел пешком и не взял извозчика. Да и прохожих в этом переулке что-то не видать… Думаю, мы вскоре увидимся…

Лицо принцессы при этих словах просветлело. А виконтесса, отослав девушку в ее комнату и перебравшись из гостиной в будуар, полулежа на кушетке и теребя пальцами бахрому на атласном покрывале, вдруг вспомнила тот далекий вечер в библиотеке Мещерских, когда они с маленьким Глебом и Евлампией уютно устроились за самоваром, а старый Архип, ворча и почесывая спину, растапливал для них камин.

– Боже! – вдруг воскликнула Елена и, вскочив на ноги, нервно зашагала по комнате. – Как я могла забыть о библиотеке!

Никто, ни Алларзон, ни Летуновский, ни дядюшка не догадывались, какую ценность представляет библиотека Мещерских. Елене было известно, что князь хотел продать ее сразу же после войны, когда редкие книги стоили гроши, но благодаря Глебу и Борису этого не сделал. Теперь же стоимость библиотеки должна была достичь баснословной цифры.

– Вот где клад зарыт! – хлопнула в ладоши виконтесса, разбудив под потолком звонкое эхо. Она тотчас написала записку Летуновскому.

«Пожалуйста, скорее узнайте, – говорилось в ней, – сколько примерно сейчас могут стоить редкие средневековые фолианты по медицине, алхимии, астрологии, философии и прочим наукам. А также попробуйте выяснить, не навещал ли в последнее время дядюшку кто-нибудь из известных московских букинистов? Поторопитесь! От вашей расторопности может зависеть успех нашего дела…»

Глава третья

Дорожные встречи, случайные и не случайные. – Триумф политики деревенского «Фигаро». – Княжна Головина вновь обретает мать

Если Элен де Гранси дорога из Петербурга в Москву показалась длинной и мучительной, граф Евгений Шувалов почти ее не заметил. В компании статского советника Дмитрия Антоновича Савельева, новоприобретенного друга, бывшего недруга и соперника, он чувствовал себя превосходно и ничем не тяготился. Большую часть пути они вспоминали свое боевое прошлое: Савельев – войну с турками, Евгений – французские баталии. Ничто так не сближает мужчин, некогда побывавших в переделках, как рассказы о самом страшном, смертельно-роковом в их жизни. Тем более, когда-то оба во время военных действий получили тяжелые увечья, от которых долго не могли оправиться.

Савельев расхохотался, когда на первой же после Петербурга станции их нагнала знакомая карета, кучер которой имел еще более ошеломленный вид, а лошади – загнанный. Карета с грохотом въехала на двор почти сразу за их экипажем, едва путники успели выйти, чтобы немного размять затекшие ноги.

– Сдается мне, твоя сумасшедшая племянница все-таки не вернулась к родителям, как ты ей приказал, сэр Ланселот! – с добродушной усмешкой констатировал Дмитрий Антонович. – Знаешь, видал я на своем веку влюбленных барышень, видал и таких, которые считались решительными… Но твой предмет – вне конкуренции! Ну и характер! И в кого она такая?! Отец – истинный дипломат, рассчитывает каждое слово, осторожен, пуглив… Не хотелось бы сказать – труслив. Вот о ее матушке ничего сказать не могу – не имею чести быть знакомым. Должно, в нее пошла…

И действительно, из запыленной кареты поспешно выбралась Татьяна в сопровождении своей английской служанки. Увидев графа, она тотчас кинулась к нему, не смущаясь тем, что на них смотрел с десяток зрителей – проезжающих и служащих станции. Евгений, лихорадочно сочинявший краткую, убедительную речь, которая уж во второй-то раз должна была подействовать и вернуть обезумевшую девушку в лоно семьи, не смог припомнить из нее ни слова. Когда Татьяна, в своем черном платье, покрытом дорожной пылью, прямая и дрожащая, как натянутая струна, пошла прямо к нему, не сводя с него голубых глаз, сейчас грозно потемневших, ему показалось, что это приближается сама судьба, которой бессмысленно что-то доказывать. Граф молча протянул руки ей навстречу, словно принимая ее появление как неизбежность. Татьяна сделала еще шаг, остановилась и вложила тонкие дрожащие пальцы в его ладони. Ее руки были ледяными.

– Я поехала за вами, хотя вы прогнали меня домой, – сказала Татьяна низким, сдавленным голосом. Чувствовалось, что она в любой миг может разрыдаться. – Вы должны запомнить, что никакого дома там, в Петербурге, у меня больше нет. Я не хочу без вас жить ни одного дня, а вы предлагаете мне ждать шесть лет, пока не истечет срок ссылки. Помните, я угрожала вам, что покончу с собой, утоплюсь, если вы меня отвергнете? – Улыбка, появившаяся на ее побледневших губах, была одновременно жалка и величественна, как бывает жалко и величественно искреннее проявление сильных чувств. – Это было ребяческое заявление. Так говорят девчонки, чтобы им купили новую куклу или скаковую лошадь. Я беру свои слова обратно – я не стану сводить счеты с жизнью. Жизнь сама покинет меня – я не смогу жить, если вы отвергли меня, мое сердце само остановится…