Собиратель Сухоруков - Василий Кленин
— Но ведь сам ты живешь не там, где родился? — с легкой улыбкой спросил хозяин.
А вот это был уже весьма непрозрачный намек. Я смотрел на Ицкагани и пытался понять: он все-таки решил, что я простак и не понимаю скрытого смысла, или не купился на мою маску и провоцирует?
Пауза затягивалась. Я решил играть дальше, рассмеялся и небрежно так бросил:
— Неправ ты, имачата! Я владыка. Везде, где живут четлане — там мой дом.
Вот так. Если мы играем в намеки, то слови ответочку. Здесь, в Черном Урочище тоже четлане живут, если что!
Не знаю, что на самом деле думал Ицкагани, но беседа наша потихоньку стихла. Мои люди принялиответные дары, я поднялся с подушек и громогласно заявил, что хочу домой. Ицкагани со свитой, конечно, пошли провожать. Уже на ступенях я обернулся и, как бы невзначай, бросил:
— Ты мне подати пока не шли. Уже в следующем году, после сбора урожая, сочтемся, — и пошел.
Если быть до конца честным — только ради этой фразы я и поехал сюда. Готовил ее не один день, выверял каждое слово, чтобы до местного князька дошел именно тот месседж, который мне нужен. Сейчас мы шли к Великой, а спина моя была ледяной и ждала удара копья… Но, если Ицкагани сейчас стерпит, то всё будет именно так, как мне хочется.
…
Спина осталась целой.
И сейчас имачата в волнении расхаживает по своему дому, рассуждая о словах простака. Этот наглый, недалекий (если я сыграл правильно) Недоносок после одной случайной победы возомнил себя хозяином всех окрестных земель. Он настолько упивается своим величием, что даже предупреждение пурепеча ему не указ! Значит, враги. Но! Но у умного Ицкагани (конечно, он считал себя умным) есть время. Недоносок собирается обставлять себя роскошью, бегать по горам за горцами. Он уверен, что местные четлане и так ему подчиняются. И только в конце будущего лета он поймет, что Черное Урочище ему никаких податей не пришлет. А до тех пор простака можно водить за нос.
Я молился всем богам, включая Желтого Червяка, чтобы мой враг подумал именно так. Чтобы уверился, что я простак, и что у него есть время до сбора урожая. И тогда это же время появится у меня. До конца лета я смогу спокойно укреплять свою власть, и не смотреть каждое утро с тревогой на юго-запад.
Вот и берег Великой; наши лодочки стоят на месте. Мы загрузили на них дары, сели сами, отчалили — и только тут я выдохнул. Так расслабился, что буквально стек на дно лодки. Мои люди гребли изо всех сил, стремясь соединиться с людьми Черного Хвоста — напряжение и чувство опасности передалось всем. Только на второй лодке в приступе смеха закатывался Сын Обезьяны.
— Вот это прогулка! — с ликованием говорил он и пихал локтем соседних гребцов.
Уже в Излучном советник-«гринписовец» благодарил меня за прекрасный день, за чудесную прогулку.
— Ну, скажи мне, Большой Человек: кто был в тебе? Там, в Черном Урочище. А много в тебе — других?
Прямо непраздно так интересовался. Моя маска простака-хвастуна для Сына Обезьяны была отдельной личностью, которую я, видимо, прячу внутри себя. И, возможно, не его одного. И эти спрятанные люди были ему чертовски интересны. Может, нечто подобное было у его девиантного отца?
Я отбрехался, как мог, и с подрагивающими конечностями побрел домой. Спать! Даже вечернюю планерку не стал проводить. Завтра узнаю, как работа без меня шла.
И уже на следующий день собрал новый Совет. Совсем маленький. Скорее, я просто позвал к себе пообедать Черного Хвоста и Мясо. Ну, и Вапачиро был с нами — куда без него. Я собрал людей, которым доверял безоговорочно, для того, чтобы поговорить на самые сокровенные вещи.
— То, что я скажу вам, не должен узнать никто! Поклянитесь Змеем, что будете молчать, — потребовал я, когда наши миски опустели.
Затем сделал краткий доклад о поездке, с выводами.
— Можно уверенно сказать, что Ицкагани — наш главный враг. Он не показывает свое истинное лицо, но он точно не собирается подчиняться мне и даже делить власть со мной.
— Казнить! — хлопнул рукой Хвост. — Разорить его дом.
— Если честно, не уверен, что у нас есть на это силы, — вздохнул я. — Не ожидал я, что Черное Урочище такое обширное и богатое. Возможно, хитрым ударом мы сможем прикончить Ицкагани. Но сможем ли удержать потом Урочище? Не уверен.
А потом я рассказал друзьям о загадочном торговце Шоануапе и о запрете, который тот мне передал от имени северного властителя народа пурепеча.
— Пурепеча? — ошарашенно выдохнул мой воинский предводитель.
Дикий горец Ннака об этих товарищах знал поменьше моего. А вот Хвост слышал.
— Их владыка — сын Солнца, — начал он пересказывать мне слышанное ранее. — Боги перепеча сильны, они подарили их правителю победы над всеми соседями. Оружие их разит без промаха, воины их полны ярости. Говорят, они могут выставить даже восемь тысяч человек!
Я ухватился было за столь конкретную цифру, но потом вспомнил о двадцатичной системе счета. У четлан круглыми числами были не 10 и 100, а 20 и 400 (20 раз по 20). Соответственно, следующее круглое число — 8000 (20 раз по 400). В языке Черного Хвоста 8000 — это просто огромное число. Как на Руси говорили «тьма»: формально это 10 000, но на деле могло означать любое количество. Вот и «8000» в устах моего военачальника могло означать, как 5–6 тысяч, так и 20–30 тысяч. Так что за разведданные это принимать нельзя.
— Мы не можем воевать с Ицкагани, — подытожил я. — Но я знаю, как его победить.
За столом возникло оживление, даже Серый слегка ослабил маску непроницаемости.
— Как, володыка? — оцколи оказался самым нетерпеливым.
— Мы разорим его.
Я решил объявить врагу невиданную в этом мире войну — экономическую. Разумеется, даже здесь за столом меня не поняли.
— Ты предлагаешь устраивать набеги, жечь поля? — уточнил Черный Хвост.
— Ну, — я задумался. — Может быть, и набеги совершим, но только, если сможем это организовать так, чтобы на нас ни за что не подумали. Но это не главное. Мы заберем всю торговлю.
— Как же это мы ее заберем? — изумился Ннака.
— А вот смотрите, — я развернул на столе ткань с картой окрестных земель, которую очень схематично составил со слов бывалых людей. — Великая — река торговая. Мы каждый день видим купцов на реке, бывает, что целыми караванами. Но не все они к нам заворачивают,
