Поль Феваль - Странствия Лагардера
С этими словами он вышел в общую залу и скромно присел возле игроков, делая вид, что его чрезвычайно интересует игра.
Герцы, однако, даже не глянули в его сторону, словно никого рядом и не было. Тогда он решился сам завязать разговор.
– Вы, как я погляжу, отменные игроки, судари мои, – льстиво произнес фактотум.
– Разве это игра? – отвечали ему. – Мы просто коротаем время: бросаем кости, чтобы развлечься и набить руку.
– Ничего себе развлечение! Черт возьми, как бы мне хотелось помериться силой с такими молодцами, как вы! Ради такого удовольствия я пожертвовал бы даже ужином у регента… Возьмете меня в компанию?
Достав из кармана горсть золотых монет, он бросил их на стол. Подобные аргументы всегда действуют неотразимо.
– Вот моя ставка! – с улыбкой сказал Пейроль. – Конечно, французские луидоры не чета испанским дублонам… Вы ведь из Испании, любезные мои господа? Это сразу видно по вашей благородной осанке.
Игроки ответили на комплимент поклоном. Не то чтобы они очень уж гордились своим запиренейским происхождением, но известно, что каждый испанец считает себя более знатным, чем сам король.
– Хозяйка, вина! – крикнул интендант. – Самого лучшего, что найдется в твоем погребе… Кто любит играть, любит и выпить… Не так ли, судари мои?
Басконка была проницательна… Она поняла, что игра послужила лишь предлогом и что Пейроль явно замыслил что-то недоброе. С людьми, подобными этим контрабандистам, так просто компанию не водят: вряд ли их общество могло доставить удовольствие…
Она принесла игрокам несколько бутылок и вернулась на кухню. В стене было пробито крохотное слуховое окошко, о существовании которого фактотум не подозревал. За ним и затаилась Хасинта, намереваясь не упустить ни единого слова из разговора Пейроля с игроками.
Интендант метнул кости. Его ставка оказалась бита, именно этого он и хотел.
Налив вина, он чокнулся с испанцами, осушил стакан одним махом и бросил на стол еще одну горсть золота.
Контрабандисты, перемигнувшись, толкнули друг друга коленом под столом. Они испытывали сильнейшее желание прогуляться с новым другом по саду, чтобы проверить содержимое его карманов.
А тот, проиграв уже шестую ставку, был по-прежнему спокоен и невозмутим. После каждого тура он не забывал подливать всем вина…
Из соседней комнаты доносились выкрики и взрывы хохота. Приспешники принца, пользуясь разрешением своего хозяина, пировали на славу: уже почти все были мертвецки пьяны.
Контрабандисты пока лишь приближались к этому блаженному состоянию, так что с ними все еще можно было говорить о серьезных вещах.
Пейроль сделал им знак, и все головы придвинулись к нему.
– Господа, – произнес он тихо, – теперь я хочу поставить на кон жизнь человека!
Его собеседники инстинктивно взялись за рукояти ножей, спрятанных за поясом. Ибо без навахи[30] не выходит из дому ни один испанец – будь то знатный идальго или оборванный нищий. Равным образом каждый мгновенно схватывает суть дела, когда речь заходит о таком волнующем и замечательном сюжете, как убийство.
– Где и когда? – спросил один из них, по всей видимости, вожак, от которого и зависело принятие решения.
– В ущелье Панкорбо… когда он явится сюда…
– И когда же он явится?
– Наверное, послезавтра… самое большое, через два дня. Но уже утром вам нужно быть там и ожидать его.
– Он один?
– Их будет трое… может быть, четверо… Я плачу только за его смерть, и плачу дорого.
– Сколько?
– В пять раз больше золота, чем я дал вам выиграть сегодня. Деньги получите сразу после того, как дело будет сделано. Но я должен иметь доказательства, что он действительно мертв…
Глаза испанцев вспыхнули алчным огнем.
– По рукам! – воскликнул вожак. – Кто этот человек?
– Он называет себя шевалье Анри де Лагардер… Ему около тридцати восьми лет; светловолосый, с черными усами… Его считают одним из лучших клинков Франции.
– С навахой не сравнится ни одна шпага, – ухмыльнулся контрабандист. – Нож работает бесшумно и быстро… и свидетелей своих подвигов не оставляет! Кому довелось познакомиться с нашей навахой, тот уже ни о чем не расскажет…
– Вас только пятеро, – сказал Пейроль, – нужно набрать еще людей…
– Зачем? Ведь их только четверо? – спросил вожак, которого звали Перес-наваррец.
– Возможно, их будет только трое, – поправил интендант, нервно передернув плечами. – Но это ничего не значит. Мне приходилось иметь с ними дело, и я знаю, что каждый из них легко справится с вами.
Вожак вскинул голову с видом оскорбленного самолюбия, а его подручные недоверчиво переглянулись.
– Так ты сможешь набрать людей побольше? – настаивал Пейроль.
Перес пожал плечами.
– Завтра же у меня будет пятьдесят человек, – сказал он, – стоит только кинуть клич. Здесь шатается множество оборванцев из Страны Басков, Каталонии, Арагона и Наварры. У каждого под лохмотьями таится кинжал, и между всеми нами заключено нечто вроде секретного соглашения.
– В таком случае пусть вас будет пятьдесят, – промолвил фактотум. – И пусть дьявол заберет мою душу, если я уверен, что этого достаточно… Как бы он не ускользнул от вас!
– Пятьдесят против четверых! Да это же трусливое убийство! – презрительно бросил Перес.
Интендант, на которого это зловещее слово не произвело никакого впечатления, упреждающе поднял руку.
– Я сказал, пятьдесят! – повторил он холодно. – И добавлю: пятьдесят храбрецов, умеющих поставить на карту саму жизнь!
– Клянусь самим Христом! – воскликнул Перес. – Это что, демон?
– Что-то вроде этого… когда в руках у него шпага…. Дьявольщина! Да вы никак трусите, друзья?
Послышался хор протестующих голосов; и в самом деле, нужно было обладать отвагой господина де Пейроля, чтобы бросить в лицо наваррским контрабандистам обвинение в трусости.
– Мы не боимся никого и ничего! – самодовольно возгласил вожак. – А уж в ущелье Панкорбо можно остановить целую армию с горсткой храбрых ребят… Однако вы, монсеньор, кое о чем забыли…
– О чем же?
– Условия нужно переменить… Что хорошо для пятерых, то не подходит для пятидесяти…
– Справедливо, – принужден был согласиться интендант. – Я удваиваю сумму… Возможно, вы пятеро получите и втрое больше обещанного, когда принесете мне его шпагу в Сарагосу.
VI. ОДНА ЖЕНЩИНА ПРОТИВ ВОСЬМЕРЫХ МУЖЧИН
Хасинта, прижавшись ухом к слуховому окошку, не упустила ни единого слова из этого интересного разговора. Теперь у нее не оставалось сомнений, что история, рассказанная ей Пейролем, была лживой от начала до конца. Подлый заговор, незримой свидетельницей которого она стала, подтверждал самые худшие ее опасения.