Виталий Гладкий - Басилевс
А Макробий, которого всю ночь трепал жесточайший приступ лихорадки, думал в редкие моменты просветления: «Нужно предупредить юного Митридата. Пусть поостережется. Конечно, не называя имен… Предупредить? Нет, это невозможно! Но мне нравится этот мальчик… Что делать?! Бежать! Куда глаза глядят, но только не мешкая…»
ГЛАВА 8
Подземный эргастул царского дворца казался впервые попавшему туда входом в страшное царство Аида. Когда-то здесь была каменоломня, где добывали желтовато-белый известняк для постройки зданий быстро растущего города. Но уже при Фарнаке I Понтийском, хитростью захватившего Синопу и сделавшего ее столицей Понта, замысловато сплетенный лабиринт выработок под дворцом перегородили железными решетками на каморки, а на вход навесили дубовую дверь, окованную медью.
От двери вниз вели двадцать три ступеньки из осклизлых камней. Стены подземелья были покрыты буро-зеленой плесенью, по ним стекала вода, скапливаясь в зловонных водостоках-канавах. Неподвижный воздух казался липким, густым, как патока. Факелы, закрепленные через равные промежутки по всему подземелью, горели тускло и чадно. Их почти бестрепетное желто-оранжевое пламя высвечивало лихорадочно блестевшие глаза узников, с надеждой взирающих на тюремщиков, сопровождавших очередную жертву эргастула, – вдруг случится долгожданное чудо: звякнут тяжело засовы, завизжат несмазанные петли и в лицо пахнет чистый и сладкий, как глоток родниковой воды, воздух свободы.
Но, увы, шаги и бряцание оружия затихали за поворотом, и снова воцарялась гробовая тишина, изредка нарушаемая слабыми стенаниями или кашлем. Громко разговаривать, а тем более кричать запрещалось. За подобные проступки несчастных бросали в каменный мешок, где пол был покрыт ледяной водой по щиколотки. Редко кто выдерживал там больше трех-четырех дней…
Бедная галатка, служанка царицы, которую стражник швырнул на прелую солому в тесной камере, отгороженной от коридора толстенными ржавыми прутьями, едва не потеряла сознание – спина, иссеченная розгами до крови, горела, будто ее посыпали солью. Она уткнулась лицом в ладони и заплакала. «Будьте вы все прокляты! Пусть вас вечно преследуют эриннии! – шептала галатка искусанными губами. – Да поразит тебя, злодейка, страшная Ата[133]… – вспомнила она и свою госпожу, царицу. – О, Великая Кибела[134], матерь всего живого, заклинаю – свергни их всех в Тартар[135], напусти на них львов и пантер своих…»Так и проплакала она, пока усталость не сомкнула очи.
Проснулась галатка от шороха и писка. Чьи-то тени метались по полу камеры, освещаемой догорающим факелом, закрепленным в стене коридора. Покрытый шерстью комок быстро прокатился по ее телу и ткнулся в лицо чем-то холодным и влажным. Крыса! Девушка, не помня себя, вскочила на ноги и закричала.
– Перестань… – негромкий хрипловатый голос заставил ее умолкнуть. – Не то накличешь на себя большую беду. Это всего лишь крысы. Они мирные, нас не трогают. Во всяком случае, их общество куда приятнее вечно пьяных двуногих скотов, сторожащих эргастул.
– Кто это? Где ты? – воскликнула галатка, обрадованная участием, прозвучавшим в низком мужском голосе.
– Подойди к стене слева. Нагнись. Ниже. Говори тихо…
Девушка опустилась на колени и увидела, как из небольшого отверстия в стене высунулась рука.
– Я здесь, рядом. Буду теперь твоим соседом.
Галатка схватила руку узника и с благодарностью сжала ее.
– Мне страшно, – она всхлипнула, из глаз брызнули слезы. – Они такие большие и мерзкие. Бр-р…
– Ну-ну, не плачь, – рука исчезла, и сквозь дыру на нее уставился поблескивающий в полумраке глаз.
Неяркий свет факела высвечивал половину сурового, покрытого шрамами лица узника. Густая неухоженная борода закрывала подбородок и рот, над которым нависал большой нос.
– Стена здесь тонкая, вот я и проковырял дыру. Внизу камень рыхлый, а у меня есть металлическая пряжка от пояса. До тебя там был какой-то сумасшедший, по-моему, евнух. Он выл с полмесяца, все просил выпустить. Из-за него никому не было покоя. А потом начал буйствовать. Его бросили в яму, не кормили. Когда дня через три он сюда вернулся, то стал тихим и спокойным, как мертвец. Только кашлял до рвоты.
– И куда он девался? Выпустили? – в девушке проснулась надежда.
– Кгм… Кхр-р… – то ли прокашлялся, то ли так странно рассмеялся узник. – Вот уж чего не знаю… Был – и нет. Я крепко сплю… – и поторопился перевести разговор на другое. – Тебя как зовут?
– Селино… – девушка устроилась поудобней, подмостив под себя побольше соломы. – А ты кто? Как сюда попал?
– Как все, кто здесь гниет. Привели под руки, чтобы нечаянно не споткнулся… – узник помолчал немного, затем спросил: – Кто теперь правит в Понте?
– На троне моя госпожа, Лаодика. Разве ты этого не знаешь? – удивилась галатка.
– Я тут начинаю забывать, как меня нарекли родители. А стражники с нами разговаривают только пинками и зуботычинами.
Это был гопломах Тарулас. Авл Порций оказался человеком весьма предусмотрительным – кроме Пилумна, нанятого Макробием, он пустил по следу Таруласа-Рутилия и своего телохранителя, рудиария[136] по имени Зоил, с которым никогда не расставался в своих скитаниях по Востоку. И бывший гладиатор-ретиарий[137] доказал, что не забыл, как пользоваться сетью…
Авл Порций пришел в подземную темницу через сутки после того, как там оказалась Селино.
– Отвратительно… – бормотал он, зажимая нос куском ткани, обильно политой благовониями. – Но – впечатляет. Думаю, наш друг останется доволен своими хоромами, – зло рассмеялся.
– Чего сказал, господин? – повернул к нему тупую физиономию тюремный страж, топавший впереди с факелом в руках.
– Иди, иди… Тебе послышалось.
Возле камеры Таруласа стражник остановился и рявкнул:
– Вставай, лежебока! Раскормили тут тебя, как борова.
– Дай сюда… – Авл Порций забрал у стражника факел и осветил угрюмого гопломаха, который, щурясь, поднялся и стал вычесывать пальцами запутавшиеся в бороде соломинки. – Оставь нас одних, – приказал он стражнику.
– Не положено, господин…
– Убирайся! – властно прикрикнул на него римлянин. – Ты смеешь мне перечить?! Вон!
– Слушаюсь и повинуюсь, господин, – стражник неуклюже поклонился и поторопился уйти. – Этим римлянам все можно, – злобно бормотал он себе под нос. – Он на меня кричит. Будто я скотина. Клянусь своим мечом, он мне заплатит за это…
– Сальве[138], Рутилий! – иронично улыбнулся Авл Порций. – Не узнаешь?
