Виталий Гладкий - Вайделот
И неожиданно в какой-то момент Фортуна отвернулась от Хуберта. Вроде все было, как прежде, – Эрих суетился, совершал какие-то нелепые движения, строил гримасы, вытирал пот со лба рукавом, ахал, охал, – но кости стали ему послушны, как домашние собачки. Как ни старался Хуберт, а оруженосец все равно набирал большее количество очков.
Менестрель насторожился – в везении Эриха было что-то неестественное. Сам он решил играть честно, пользуясь лишь некоторыми приемами из своего арсенала – броском с подкруткой, когда кости достаточно часто ложились так, как замыслил игрок. Этим умением обладали немногие, и оно не считалось слишком уж предосудительным – прежде чем сесть за стол, где играют в кости, научись этой игре. А Эрих бросал, как обычно, но перед этим долго «грел» кубики в руках.
Хуберт сделал то же самое перед очередным броском, и кости легли именно так, как он и предполагал. «Ах, стервец! – разозлился менестрель. – А кости-то твои с секретом! Ну, погоди…»
Он уже понял, что внутри кубиков есть желобок, куда налито «живое серебро» – так называли в Германии ртуть. Они назывались «переводными». Если кость перед броском подержать в руках в определенном положении, ртуть по тонким каналам сольется в нижнюю часть желобка, и она ляжет на стол так, как нужно игроку. Похоже, Эрих отдал мастеру кучу денег, чтобы изготовить такие «чудо-кости» – они стоили очень дорого, тем более, что были сделаны из слоновьего бивня, материала, продававшегося едва не по весу серебра.
Менестрель мигом отбросил свою вальяжность, слегка согнулся над столом, и стал похож на хищного кобчика (его физические кондиции оставляли желать лучшего; на сокола или орла он уж точно не тянул) – острый пронзительный взгляд, большой крючковатый нос и задорный хохолок на макушке. Хуберт начал применять «стратегму» – хитроумный план, мигом сложившийся в его голове. Он сильно разозлился из-за коварства нечаянного «приятеля» и решил полностью опустошить его кошелек. До этого, видя беспомощность Эриха в игре, Хуберт отбросил свои коварные планы и практически не жульничал; менестрель решил выиграть у него совсем немного и играл лишь для того, чтобы убить время.
Теперь игра пошла нешуточная. Кучка серебра на столе росла, и вместе с ней росло и напряжение игроков. Хуберт по-прежнему проигрывал, однако ни единым взглядом, ни единым движением не выдавал свое внутреннее состояние. Он лихорадочно подсчитывал количество проигранных денег и ждал момент, чтобы поставить на кон все. И наконец он наступил. Каким-то шестым чувством менестрель почуял, что Эрих готов пойти ва-банк, и поторопился опередить его.
– Хазард! – вскричал Хуберт, когда кости оказались у него. – Иду на все!
Этим арабским словом, позаимствованным крестоносцами у сарацин, объявлялся конец игры. А кости в руках менестреля значили, что в случае одинакового количества очков, набранных игроками, выигрывает тот, кто сказал «хазард».
На этот раз Хуберт не торопился; основательно «подогрев» кости в руках, он ловко бросил – и не сумел сдержать возглас разочарования. Одиннадцать! Всего одиннадцать очков! Это проигрыш, уж Эрих не упустит удачу… Оставалось лишь затеять с ним ссору и выяснение отношений, ведь «заколдованные» кости могли привести их владельца к позорному столбу, где ему отмерили бы полсотни ударов плетью; по крайней мере такое наказание для плутов и мошенников ввел гроссмейстер Тевтонского ордена на территории Пруссии. Он был человеком неглупым, и понимал, что кнехты все равно будут играть, и лучше их не озлоблять лишними запретами.
Но по здравом размышлении менестрель решил не придавать огласке факт мошенничества со стороны оруженосца. Во-первых, не факт, что возле позорного столба окажется Эрих; туда могли поставить и Хуберта, как нарушившего эдикт короля Фридриха о запрете игры в кости. А во-вторых, менестрель надеялся, что эта игра не последняя, и он обязательно отыграется.
Эрих почему-то сильно заволновался. Нужно было выбросить двенадцать очков, но как это сделать, когда руки трясутся? Он постарался взять себя в руки, примерился – и бросил.
– Одиннадцать… – тихо прошептал Хуберт, боясь поверить своим глазам.
– Одиннадцать… – трагическим шепотом повторил Эрих. – Одиннадцать! О, горе мне! Я погиб! – И он начал биться головой о стол. – Мне конец! Как я теперь появлюсь перед моим господином?!
– Э-э, успокойся! – схватил его за плечи менестрель. – Башку расшибешь! Стоит ли так убиваться из-за денег? Это дело наживное. Сегодня они есть, а завтра – тю-тю, денежки ветром унесло. И так всю жизнь. Тем более, что проиграл ты не очень много – всего полмарки. А за пиво не переживай – заказ твой я оплачу.
– Ты не понимаешь! – Эрих поднял лицо, залитое слезами. – Мой хозяин продаст меня другому рыцарю, если я не принесу ему деньги! Всего одну марку! Притом сегодня, сейчас!
– Зачем? Что за срочность?
– Она нужна ему, чтобы заплатить за участие в рыцарском турнире!
– Вон оно что… – Менестрель покачал головой. – Рыцарский турнир – это серьезно. И ты, значит, решил найти эту марку в моем кошельке?
– Ну, не совсем так…
– Мне все понятно… – Хуберт ненадолго задумался, затем решительно поднялся и сказал: – Пойдем к твоему господину! Безвыходных положений не бывает. Считай, что перед тобой не бедный менестрель, а святой, который поможет в твоем несчастье.
– Но как?!
– Очень просто. Я ссужу мессиру марку… под долговую расписку. Конечно, я рискую – вдруг твоего господина уже заждались на небесах, но он понравился мне, а значит, я просто обязан его выручить. Кстати, и тебя тоже. Ты теперь мой должник. Понял мысль?
– Понял! – В этот момент Эрих готов был согласиться на что угодно.
– Тогда что же ты стоишь столбом? Вперед!
Они выскочили из харчевни и быстро зашагали по пыльной улице, разбитой копытами коней и колесами повозок. Вслед за ними топал и монах с видом мученика, которого вели на экзекуцию. Он надеялся, что после столь знатного выигрыша последует богатое угощение, но Хуберт очень некстати проявил христианскую заботу о ближнем. И теперь в объемистом желудке святого отца, как в бочке, плескалось на самом донышке одно пиво (по правде говоря, скверное), настоятельно требовавшее кое-чего посущественней.
Глава 6
Лес тридцати холмов
Ночь подходила к концу. Огромная луна постепенно растворялась в светлеющих небесах, и соловьиные трели превратились в хорал, приветствующий скорый приход на землю бога Еро. Проснулись сонные деревья, загомонили между собой, зашелестели ветвями, гладкий речной плес пошел кругами – рыба устроила утренние игрища. Запахи цветущего разнотравья в этот утренний час были настолько сильными, что, казалось, чистый прохладный воздух стал гуще, из-за чего пение птиц было завораживающе мягким, будто по всей Пуще играли божественные свирели.
