Александр Дюма - Графиня де Монсоро
Первый выпал Шомбергу, второй — Рибейраку. Они составили первую пару.
Келюс и Антрагэ вошли во вторую.
Ливаро и Можирон — в третью.
Когда прозвучало имя Келюса, Бюсси, рассчитывавший получить его в противники, нахмурился.
Д’Эпернон, видя, что он попал в одну пару с Бюсси, побледнел и был вынужден подергать себя за усы, чтобы вызвать хоть немного краски на лице.
— Теперь, господа, — сказал Бюсси, — до сражения мы принадлежим друг другу. Мы друзья на жизнь и на смерть. Не соблаговолите ли вы пожаловать ко мне на обед?
Все поклонились в знак согласия и отправились к Бюсси, где пышное празднество объединило их до утра.
XLIV
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ШИКО ЗАСЫПАЕТ
За объяснением миньонов с анжуйцами наблюдали сначала король — в Лувре, а затем Шико.
Генрих волновался у себя в покоях, с нетерпением ожидая возвращения своих друзей после их прогулки с господами из Анжу.
Шико издали следил за этой прогулкой, глазом знатока подмечая то, чего никто не мог бы понять лучше, чем он. Уяснив себе намерения Бюсси и Келюса, он свернул к домику Монсоро.
Монсоро был человеком хитрым, но провести Шико ему, конечно, было не под силу: гасконец принес графу глубочайшие соболезнования короля. Ну мог ли граф не оказать ему радушнейшего приема?!
Шико застал главного ловчего в постели.
Недавнее посещение Анжуйского дворца подорвало силы еще не окрепшего организма, и Реми, подперев кулаком подбородок, с досадой ждал первых признаков лихорадки, которая угрожала снова завладеть своей жертвой.
Тем не менее Монсоро оказался в состоянии поддерживать разговор и так ловко скрывал свою ненависть к герцогу Анжуйскому, что никто другой, кроме Шико, ничего бы и не заподозрил. Но чем больше осторожничал граф, тем больше сомневался Шико в его искренности.
“Нет, — говорил себе гасконец, — он не стал бы так распинаться в своей любви к герцогу Анжуйскому без какой-то задней мысли”.
Шико, разбиравшийся в болезнях, захотел также убедиться, не является ли лихорадка графа комедией, наподобие той, которую разыграл перед ним в свое время Никола Давид.
Но Реми не обманывал, и, проверив пульс Монсоро, Шико подумал: “Этот болен по-настоящему и не в силах ничего сделать. Остается господин де Бюсси, посмотрим, на что способен он”.
Шико поспешил к Бюсси и обнаружил, что его дом сияет огнями и весь окутан запахами, которые исторгли бы из груди Горанфло вопли восторга.
— Не женится ли, случаем, господин де Бюсси? — спросил Шико у слуги.
— Нет, сударь, — ответил тот. — Господин де Бюсси помирился с несколькими знатными господами и отмечает примирение обедом, отличнейшим обедом, дозвольте вас уверить!
“С этой стороны его величеству тоже пока ничего не грозит, — подумал Шико, — разве что Бюсси их отравит, но я считаю его неспособным на такое дело”.
Шико возвратился в Лувр и в оружейной палате увидел Генриха, который шагал из угла в угол и сыпал проклятиями.
Король отправил к Келюсу уже трех гонцов. Но все они, не понимая, почему беспокоится его величество, заглянули по пути в заведение, которое содержал Бираг-сын и где каждый носящий королевскую ливрею всегда мог рассчитывать на полный стакан вина, ломоть ветчины и засахаренные фрукты.
Этим способом Бираги сохраняли милость короля.
При появлении Шико в дверях оружейной Генрих издал громкое восклицание:
— О! Дорогой друг, ты не знаешь, что с ними?
— С кем? С твоими миньонами?
— Увы! Да, с моими бедными друзьями.
— Должно быть, они в эту минуту лежат пластом, — ответил Шико.
— Убиты?! — закричал Генрих, и в глазах его сверкнула угроза.
— Нет, нет! Но боюсь, что они смертельно…
— Ранены? И ты еще смеешься, нехристь!
— Погоди, сын мой, смертельно-то смертельно, да не ранены, а пьяны.
— Ах, шут… как ты меня напугал! Но почему ты клевещешь на этих достойных людей?
— Совсем напротив, я их восхваляю.
— Все зубоскалишь… Послушай, будь же серьезен, молю тебя. Ты знаешь, что они вышли вместе с анжуйцами?
— Разрази Господь! Конечно, знаю.
— Ну и чем же это кончилось?
— Ну и кончилось это так, как я сказал: они смертельно пьяны или близки к тому.
— Но Бюсси, Бюсси?
— Бюсси их спаивает, он весьма опасный человек.
— Шико, ради Бога!
— Ну так уж и быть: Бюсси угощает их обедом, твоих друзей. Это тебя устраивает, а?
— Бюсси угощает их обедом! О! Нет, невозможно. Заклятые враги…
— Вот как раз если бы они были друзьями, им незачем было бы напиваться вместе. Послушай-ка, у тебя крепкие ноги?
— А что?
— Сможешь ты дойти до реки?
— Я смогу дойти до края света, только бы полюбоваться на это зрелище.
— Дойди-ка покамест до дома Бюсси, и ты увидишь это чудо!
— Ты пойдешь со мной?
— Благодарю за приглашение, я только что оттуда.
— Но, Шико…
— Нет и нет! Ведь ты понимаешь, раз я уже видел, мне незачем идти туда снова, чтобы в этом убедиться! У меня и так от этой беготни ноги стали на три дюйма короче! В живот вколотились! Коли я опять туда потащусь, у меня, чего доброго, колени под самым брюхом окажутся!
— Иди, мой сын, иди!
Король устремил на шута гневный взгляд.
— Очень мило с твоей стороны, — заметил Шико, — портить себе кровь из-за таких людей. Они смеются, пируют и поносят твои законы. Ответь на все это, как подобает философу: они смеются — будем и мы смеяться; они обедают — прикажем подать нам что-нибудь повкуснее и погорячее; они поносят наши законы — ляжем-ка после обеда спать.
Король не мог удержаться от улыбки.
— Ты можешь считать себя настоящим мудрецом, — сказал Шико. — Во Франции были длинноволосые короли, один смелый король, один великий король, были короли ленивые; я уверен, что тебя нарекут Генрихом Терпеливым… Ах! Сын мой, терпение — такая прекрасная добродетель… за неимением других!
— Меня предали! — сказал король. — Предали! Эти люди не имеют понятия о том, как должны поступать настоящие дворяне.
— Вот оно что! Ты тревожишься о своих друзьях, — воскликнул Шико, подталкивая короля к залу, где им уже накрыли стол, — ты их оплакиваешь, словно мертвых, а когда тебе говорят, что они не умерли, все равно продолжаешь плакать и жаловаться… Вечно ты ноешь, Генрих.
— Вы меня раздражаете, господин Шико.
— Послушай, неужели ты предпочел бы, чтобы каждый из них получил по семь-восемь хороших ударов рапирой в живот? Будь же последовательным!
— Я предпочел бы иметь друзей, на которых можно положиться, — сказал Генрих мрачно.
